Маринка появилась опять и доложила:

— Николенко Юлия Афанасьевна, директор ПТУ номер 37.

— А где это?

— А я знаю? — вопросом на вопрос ответила Маринка и предупредила: — Я зову.

— Давай.

Дама вошла и удивленно уставилась на меня. А я на нее. Но не удивленно, а с вопросом в глазах, как и положено главреду солидной газеты.

— Какие сложности! — недовольно произнесла дама. — Еще один секретарь. А где же редактор наконец?

— Я главный редактор газеты, Бойкова Ольга Юрьевна, — представилась я, наблюдая, как высокомерие голубой дамы сменяется удивлением.

— Вот как? — пробормотала она. — Ну что ж, как пели в свое время: «Молодым везде у нас дорога..» Вы разрешите присесть?

— Да, пожалуйста, Юлия Афанасьевна. — Я сделала жест рукой, и она села напротив меня, положив свой портфель на колени.

Помолчав, мадам Николенко произнесла маленькую речь:

— Я давняя читательница и поклонница вашей газеты. — Она удостоила меня легким кивком, и я его тут же ей вернула. — Ваша активная жизненная позиция не может не привлекать всех честных людей, которые не могут быть равнодушными, в то время как…

… Речь продолжалась минут десять, и я успела заскучать, слушая ее. Подобные передовицы классно получаются у Сергея Ивановича. Но я их читать не могу, хотя и понимаю их необходимость.

К сути дела Юлия Афанасьевна перешла после многозначительной паузы, очевидно, данной для привлечения внимания аудитории. Я это поняла и изобразила требуемую реакцию, нахмурив брови и взяв авторучку.

— Появившееся сословие так называемых «новых русских» обращает пристальное внимание на свое поведение, в том числе и в плане морально-этическом…

Она сделала еще одну паузу, на этот раз угрожающую, и я нахмурилась больше, готовясь честно высидеть еще минут десять, но тут же про себя подумала: «А какого черта?»

— Я все еще не могу понять, уважаемая госпожа Николенко, в чем состоит ваше дело ко мне, — ровно произнесла я и значительно посмотрела на часы, постукивая ручкой по столешнице.

— Я бы хотела передать вам для публикации в вашей газете совершенно секретные документы, касающиеся прошлой жизни супруги одного из таких «новых русских», — понизив голос, проникновенно сказала она. — Люди аморальные должны быть наказаны. Вы как считаете?

Я осторожно кивнула, потому что пока не считала никак. В данном конкретном случае, разумеется.

Юлия Афанасьевна щелкнула замками портфеля и положила на стол красную картонную папку с завязками. Развязав их, она стала демонстрировать содержимое папки.

Передо мной легли три цветные фотографии. На всех была одна и та же женщина, одетая в танцевальный костюм: в блестящие узкие плавки и такой же узкий бюстгальтер с серебряной бахромой. На голове у женщины высился плюмаж из страусиных перьев, закрепленный на маленькой шапочке. Женщина была крашеной блондинкой с ярким макияжем на лице. Судя по фону, фотографии были сделаны в ресторане.

Юлия Афанасьевна разложила фотографии ровным рядом и молчала, ожидая моей реакции, а я в это время быстро соображала. Получить компромат всегда лестно и интересно, однако если он будет такого пошиба, то тут еще стоит подумать, нужен ли он?

Лицо женщины на фотографиях мне было совершенно незнакомо.

— Кто это? — спросила я.

Губы моей собеседницы презрительно дрогнули.

— Это Нина Карманова, жена Владимира Ивановича Карманова, президента «Спецстройкомплектации».

Имя это я знала. Владимир Иванович создал свою фирму на развалинах бывшего государственного предприятия, которое он возглавлял в прошедшие времена. В отличие от коллег, он сумел не только удержаться на плаву в новых условиях, но еще и выбиться в ведущие предприниматели города и области. А еще мне было известно, что Владимир Иванович откровенно в политику не лез, по крайней мере ни в одном скандале он не упоминался. К тому же компромат мне предлагали какой-то непонятный… если не сказать, несерьезный.

— Когда сделаны фотографии? — спросила я.

— Десять-одиннадцать лет назад, — ответила Юлия Афанасьевна, — после замужества Нина закончила свою… м-м-м… артистическую деятельность.

— А что здесь криминального? — удивилась я, рассматривая в общем-то невинные фотографии.

Юлия Афанасьевна хмыкнула:

— Может быть, это и было в порядке вещей тогда, когда Ниночка, — это имя она произнесла с откровенной ненавистью, — вертела своей задницей в кабаках перед пьяными кобелями, но сегодня, будучи на виду, выступая по телевизору и агитируя за сбор средств на детские дома, все это смотрится совсем по-другому.

Юлия Афанасьевна протянула мне еще несколько фотографий. На них была изображена приятная моложавая женщина, примерно сорока лет, при выходе из машины и в кафе.

Я быстро просмотрела все, что мне было предъявлено. Компромат, конечно, был, мягко говоря, условным. Но впечатление сумасшедшей Юлия Афанасьевна не производила. «Директоров ПТУ, наверно, проверяют „на дурочку“, — подумала я, — но то, что она мне показывает, для газеты не имеет смысла. Если только, — я внимательно посмотрела на мою собеседницу, — если только она не хочет проплатить заказную статью против этой Нины».

— Почему вы начали собирать документы, — так назвала я то, что мне показали, так как компрой эти фотографии не были, потому что самое интересное в них только подразумевалось, а это уже не факт, — именно на Нину Карманову?

— Надо же с кого-то начинать, верно? — вопросом ответила мне Юлия Афанасьевна. — К тому же такой вопиющий пример…

Я хотела уже сложить все аккуратной стопочкой и вернуть владелице, но одна фотография привлекла мое внимание. На ней Нина была снята в каком-то кафе в обществе молодого полноватого мужчины с грустными глазами и кучерявой порослью на голове, торчащей от висков в стороны и вверх, словно его током шарахнуло. Я прекрасно знала обладателя этой непослушной шевелюры. Это был мой стариннейший знакомый Фима Резовский.

— Представительный мужчина, — одобрительно улыбнулась Юлия Афанасьевна. — Вот и подумайте: что может делать в его обществе приличная замужняя дама в кафе три раза за один месяц? Если это дама приличная, конечно.

Я и подумала, но о другом. Фима был начинающим адвокатом и работал у своего папы, тоже адвоката. А папа специализировался на имущественных спорах богатых наследников. Таким образом, абсолютно бестолковое дело, каким оно мне представлялось раньше, теперь заставило меня помедлить с оценкой. Возникло впечатление, что здесь что-то нечисто.

Заметив перемену в моем настроении, Юлия Афанасьевна бросилась в атаку с новой силой. А уж давить на мозги она умела: видно, сказывался опыт работы с непослушными учениками. Наконец мы с ней договорились о том, что я оставлю у себя фотографии и в течение трех дней приму решение. В том смысле, что беру я их для публикации или нет. Печатать предъявленный мне «компромат» я в любом случае не собиралась, но благодаря ему у меня появился повод для встречи с Фимой. Разговор с ним и должен был помочь мне разобраться в этой непонятной истории. Мадам Николенко вытребовала с меня расписку в получении «документов» и, откланявшись, закончила свой визит.