У окна стоит стол, за которым я сам с собой играю в «дженгу». Довольно безотрадно, поскольку ты можешь выиграть, только если проиграешь. Но надо как-то убить время перед началом групповой терапии. В некотором смысле «дженга» — та же групповая терапия. Ты вынимаешь кубики из основания башни до тех пор, пока не останется ни одного и башня не рухнет. Если ты психически сломлен, психиатр, наблюдавший за этим процессом, соберет то, что от тебя осталось, сложит в коробочку и упрячет в ящик до следующего раза.

Во время терапии нашу группу делят пополам. Сегодня мы на сеансе впятером, потому что Метье «в силу обстоятельств» присутствовать не может. Нашего психиатра зовут Патрик. Ему, в его тридцать два года, явно недостает опыта для работы в обычной больнице — поэтому-то его и направили к нам. Почти на каждом сеансе Патрик умудряется как-то да напортачить. Честное слово. Напрочь лишенный способностей ориентироваться в ситуации, он, подобно Маттяйсу ван Ниукерку[4], врезается в наши жизни с тактом грузчика из роттердамского порта. Поскольку каждый его вопрос провоцирует нездоровые реакции, представляя таким образом потенциальную угрозу для жизни в группе психопатов, мы называем его «доктор-неумейка» из детской настольной игры «Операция: скорая помощь». Разумеется, только тогда, когда он не слышит или смотрит в нашу сторону (то есть практически постоянно).

Каждая психиатрическая больница специализированного типа с интенсивным наблюдением (а их в Голландии девять) проповедует свою систему лечения. Тон задает главный психиатр. В нашей больнице решено работать по так называемой методике конфронтации с преступлением. Ключевую роль в этом процессе играет жизнь отдельно взятого пациента во время совершения им правонарушения. Только после того как он проанализирует каждый аспект своей жизни на момент содеянного, его можно будет подвергнуть лечению.

Сначала мы, конечно, должны дать выход своим чувствам и поговорить о Метье.

— У Метье все в порядке. Она лежит в больнице в Бейфервяйке и, скорее всего, уже через несколько недель снова будет с нами, — успокаивает нас доктор-неумейка.

А потом чешет напролом:

— А как вы восприняли случившееся?

Недолго думая я принимаю решение просто-напросто его не слушать. Иногда я так поступаю. Посылаю всех к черту и начинаю напряженно глядеть в окно. Втягиваю голову в панцирь, как черепаха. Время от времени я осознанно страдаю некой формой социальной нарколепсии. Если ко мне обращаются, я отвечаю заученной фразой: «Да, я как раз об этом размышляю, да».

Через полчаса мы наконец приступаем к первому раунду. Как заправский ведущий телевикторины, доктор-неумейка фокусирует всеобщее внимание на Хакиме.

— Сегодня начнем с тебя, Хаким. Что тебя волнует?

Хаким — парень сообразительный. Сразу после окончания института (по специальности «маркетинг-менеджмент-коммуникация» или что-то в этом духе, только на английском, или это и так по-английски?) он повстречал любовь своей жизни. Массима Фортуна (ее действительно так звали), к сожалению, была не совсем обычной женщиной. Во-первых, она была транссексуальной исполнительницей (-лем) танца живота, а во-вторых, магистром вуду (или магисторшей — давайте уже покончим с этим).

Она подарила Хакиму особенное кольцо — оно-то его и сгубило. Кольцо (которое он еще ни разу не снимал и в данный момент прикрывает его правой рукой) позволяет ему наладить прямой контакт с божественным измерением Массимы Фортуны, если на то будет ее желание. Таким образом она посылает ему задания, с точки зрения нормального человека противоестественные и наказуемые. И тогда Хаким уже не просто Хаким, но заколдованный Хаким («Хаким-Сим-салабим» — зовем мы его для удобства и сразу узнаем, стоит нам с ним считаться во время ужина или нет).

Хаким-Сим-салабим то и дело получал указания попрать сексуальное достоинство девушек, в свою очередь поправших достоинство Массимы Фортуны. На божественном языке это называется «глаз за глаз, зуб за зуб» (да простит меня Гровер). На человеческом — «изнасилование и пять лет тюремного заключения с принудительным лечением в психиатрической больнице».

Хаким рассказывает, что уже два дня не может связаться с Массимой Фортуной. В последний раз они поссорились. По его вине, так как он долгое время хранил молчание.

— Почему? — доктор-неумейка стреляет наугад. — Может быть, потому, что ты с ней уже развязал? Она вообще тебя еще помнит? А сам ты еще помнишь, кто ты такой?

«Переходим к следующей теме», подсказывает Маттяйсу ван Ниукерку телесуфлер.

— Поразмышляй-ка об этом на досуге, завтра нам расскажешь.

Некоторое время все молчат (в ожидании аплодисментов) и вдруг:

— Я…точно…знаю…кто…я…такой! — голос Хакима меняется. Он говорит монотонно, чеканя каждое слово.

Доктор в панике смотрит в окно. На охранника.

— Я тебе… сейчас расскажу, кто я такой! Сидеть! Не двигаться, пока я говорю!

Доктор-неумейка машет охраннику.

— Я Хаким… сын Ра, и ты сейчас в этом убедишься! Ты почувствуешь, что случается с теми, кто надо мной насмехается! — Хаким-Сим-салабим поднимается с места и костяшками сжатых в кулаки пальцев принимается колотить по столу. Затем хватает кофейную чашку и швыряет ее в доктора. Мимо. Вслед за чашкой он сам устремляется к психиатру. В глазах огонь. Дженга!

Прибегают двое охранников и силой уволакивают Хакима-Сим-салабима в карцер. В воздухе еще ощущается паника, и я продолжаю пялиться в окно, на бесконечную восьмерку, которую мы с Гровером сегодня облагораживали. Внешней стороной ботинка доктор-неумейка сгребает осколки чашки в угол и усаживается на свое место. Как ни в чем не бывало. Что он пытается этим доказать?

Обычно во время групповых сеансов меня не трогают. Дело в том, что я не согласен с приписываемым мне преступлением. Поэтому терапия мне не помогает.

«Как можно обсуждать преступление, о котором ты якобы понятия не имеешь?» Так аргументирует это доктор-неумейка. Однако сегодня он припас для меня нечто новенькое. Мой выход.

Ему прекрасно известно, что я ничего не помню или не хочу помнить, но сейчас он предлагает мне «просто описать», кем я был три с половиной года назад.

— Ты же учился в академии художеств или что-то в этом роде? Или же тебе только очень хотелось там учиться, но у тебя ничего не вышло? Внеси-ка ясность в этот вопрос. Расскажи нам, чем ты занимался три с половиной года назад. Подробности можешь опустить, главное начни. И не торопись, времени у нас предостаточно.

На последней фразе мои кубики таки падают, но меня не так просто сломать. Уже нет. Я закрываю глаза, кладу голову на стол и концентрируюсь на следующей сигарете. Медленно активирую свой невидимый дефлекторный щит из вселенной «Звездный путь». У меня нет желания слушать. Нет желания вспоминать. Нет желания снова, неизвестно зачем, все потерять.