Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Перейти на страницу:
новенькая одна. В ночь привели. Сказывают -- казнить... -- Глупости говорите, Салазкин, -- резко остановил его Кротов, -- ну, пойдемте! IV. Амбулатории находились в самой тюрьме, на женской и мужской половинах. Для них были освобождены камеры. В них стояли -- небольшой ящик с самыми обычными медикаментами, стол и два стула. На один садился доктор, на другой фельдшер и прием начинался. Больные выстраивались в коридоре по стенке и, друг за другом, входили к доктору. Кротов вошел в тюрьму. Тюремные сторожа отпирали перед ним дверь, закрывая ее тотчас по его проходе, затем открывали также следующую и следующую, пока он не вошел в широкий коридор тюрьмы, по стенам которого через каждые четыре шага чернели узкие, безмолвные, глухие двери. Кротов вошел в свою каморку и сказал фельдшеру: -- Вызывайте по очереди. Фельдшер стал вызывать больных. Они приняли всех на мужском отделении и перешли на женское. -- Холина, -- сказал Кротов, читая заготовленный бланк. -- Это та самая, -- шепнул фельдшер и громко окликнул: -- Холина! В камеру вошла, зябко кутаясь в платок, среднего роста девушка, с развитыми формами женщины и с открытым чистым лицом девочки. Большие серые глаза ее смотрели прямо, маленький рот был полуоткрыт, темные волосы, зачесанные в косу, выбились и вились над широким лбом. Кротов с невольным участием взглянул на нее. -- Спать не могу, -- сказала она тихо, -- совсем не могу! В дороге устала. Думала, засну и -- нет! Кротов пристальнее взглянул на нее и увидел бледное лицо и черные круги под глазами. Сердце его тоскливо сжалось. -- Опиум? -- спросил фельдшер, готовясь писать. -- Хлоралгидрат, -- сказал Кротов и улыбнулся девушке: -- На ночь примите и заснете. Она слабо улыбнулась ему в ответ и от этой улыбки еще светлее и яснее стало ее лицо. Прием кончился. Кротов вышел и в коридоре встретился с начальником. -- Ну, что, батенька, -- спросил тот, -- видели, просилась? -- Ничего подобного, просто бессонница! Начальник мотнул головой и проговорил; -- Будет бессонница, коли петля ждет. Кротов болезненно сморщил лоб. -- Не может этого быть! Начальник развел руками. -- Я, батенька, столько же, сколько вы, знаю. Говорят. А теперь, -- тихо сказал он, -- что теперь жизнь? -- копейка! Дешевле копейки, батенька, вот! -- Куда вы поместили ее? -- Поместил хорошо. В нижний этаж поместил. Вы не беспокойтесь, батенька, там тепло, а мне спокойнее. Клюшеву на время туда перевел. Она зоркая. Хлопот мне с ними! -- и он, пожав Кротову руку, суетливо пошел по коридору. V. Кротов спал после обеда, когда сквозь сон почувствовал, что его кто-то тихо толкает в плечо, и услышал голос дочери: -- Папа, -- говорила она громким шепотом, -- тебя какой-то господин спрашивает. -- А! Сейчас... хорошо... -- пробормотал он спросонок. В ту же минуту почти над его ухом раздался добродушно веселый голос: -- А, он тут сибаритствует! Не беспокойтесь, я его разбужу сам!.. Глеб, возри, если ты не слеп!.. Что-то знакомое, полузабытое послышалось Кротову в этой фразе. Он быстро сел на диван и, еще не проснувшись, стал всматриваться в своего гостя. Маня зажигала на столе лампу. Посреди комнаты стоял невысокого роста худощавый блондин в мягкой рубашке и пиджаке. Небольшая бородка и жидкие усы слабо скрывали острые черты лица, и Кротов сразу узнал тонкий нос, высокий лоб и насмешливо улыбающиеся губы. -- Виктор! -- воскликнул он и, встав с дивана, порывисто обнял гостя. Гость поцеловался с Кротовым и, обернувшись к Мане, сказал: -- Иногда и мужчины целуются. Мы, видите ли, с вашим отцом старинные товарищи. -- Да, да, по гимназии еще, -- подтвердил Кротов. Маня сделала реверанс и убежала сообщить новость матери и брату. Кротов держал за руку своего гостя и, любовно вглядываясь в его лицо, говорил: -- Совсем тот же. И не изменился. Вот усы да борода только. Я бы тебя сразу узнал. Тот засмеялся: -- За то тебя узнать трудно! Почтенное пузо, почтенная лысина... А затем понизил голос и сказал: -- Прежде всего надо объясниться с тобою. Во-первых, я теперь не Виктор и не Томанов, а Алексей Викторович Суров. Понимаешь? Бывший земский врач Гдовского уезда... Кротов вопросительно взглянул на него. -- Не понял? Попросту, я нелегальный. Меня ищут и если найдут -- возьмут. Не Сурова, -- усмехнулся он: -- Суров чист, как любой октябрист. У Сурова настоящий паспорт. Но ищут Томанова, Мухина, Ложкина. Мне надо прожить здесь недели две. Теперь скажи прямо: можно мне остановиться у тебя или нельзя? Я узнал, что ты на на службе по полиции или в тюрьме, -- и все-таки пришел к тебе открыто. Говори и ты прямо!.. Кротов тотчас с горячностью ответил: -- Это пустое одолжение. Мой дом -- твой дом. Спать здесь будешь, -- указал он на диван, с которого встал, и прибавил: -- А служу я не в полиции, а при тюрьме и в качестве врача. -- Обиделся, -- усмехнулся Суров, -- я, ведь, это без упрека. Жизнь расшвыривает людей. -- Нет, я так это... чтобы ты узнал. Теперь можешь весь багаж перевозить сюда. -- Багаж? Со мной все! Чемоданишко в передней бросил... Ну, отлично, -- он сел на диван и достал из коробочки папиросу, -- теперь, значит, и закурить можно. Чаем напоишь? -- Кури! -- нежно сказал ему Кротов, подавая зажженную спичку. -- Чай, вероятно, через полчаса будет: уж и рад я тебя видеть! Шутка ли, почти четверть века! Да! Мне было 20, теперь -- 43; 2З года! Эх, как время-то идет. А ты почти не изменился. Так же худ, та же улыбка. Только вот морщина от носа. А у меня вон, видишь? -- и Кротов нагнулся и хлопнул себя по макушке. Суров съежился и прижался в самый угол дивана, видимо наслаждаясь и отдыхом, и теплом, и куреньем. -- Побелели, поредели кудри, часть главы моей, -- ответил он, -- зубы в деснах ослабели и все прочее... Одно слово: время. Но для тебя оно прошло, кажется, не совсем бесследно. Отец семейства, обстановка... Свой дом. Может, и генерал? Ну, рассказывай, как достиг? Кротов не без самодовольства улыбнулся. -- Бога гневить нечего, генеральства мне не надо, а устроился. Меня любят, знают, есть практика. Десять лет, ведь, тут! -- Кротов
Перейти на страницу:
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!