Я слушал со стеснённым сердцем и тяжко молчал. Действительно, почему же мне никакое ремесло не даётся? Я успел поработать подсобником у разных мастеров, но нигде не удержался. Это наказание божье, что ли, или как?

А вот возьму меч в руки — и он словно играет у меня. Другие же ребята из нашей школы, наоборот, никаких шансов превзойти учителя не имели, хоть и платили исправно, и учились старательно и прилежно. Я чувствовал: у них руки словно сами деревенели, сжимая рукояти деревянных «мечей», и им поэтому не удавалось проводить изучаемые приёмы с виртуозным изяществом и наибольшей скоростью. И ноги их плохо слушались — громко топали при смене позиции. Пацаны напоминали мне прирученных ярмарочных скворогов, умеющих ходить на задних лапах и махать передними в такт простенькой музыке, но не более того.

Начиналось моё обучение вовсе не так гладко, как может показаться. Я поначалу был, разумеется, самый неопытный, и поэтому проигрывал все поединки, какие наш наставник назначал после тренировок, — даже Мальку. При этом ребята, поначалу неприязненно принявшие чужака в компанию, где решающее значение имеют личные достижения, делали всё, чтобы выдавить меня назад. Они продолжали увлечённо лупить меня чем ни попадя даже после признания мной поражения, пока я совсем не сжимался в лежащий на земле комок, прижимавший к груди «оружие» и получавший удары то палкой, то ногой. При этом я ещё слушал насмешки окружавших нас, а наш учитель отстранённо молчал и лишь жёстко пресекал откровенно убийственные удары по почкам или по голове, нанося всего лишь один удар излишне увлечённому — этого вполне хватало, чтобы мой обидчик сам складывался в круглый пирожок рядом со мной. Поэтому такие жестокие случаи быстро закончились.

Проигравший получал, вдобавок, свою порцию наказаний. Скажем, бегать кругами с заплечным мешком с камнями, когда твоё тело ноет от умелых побоев. Приседать с бревном на шее. Отжиматься лёжа, когда у тебя Малёк на спине сидит, вполне жизнью довольный. Поднимать над головой глубокие вёдра с камнями. Или бегать, связанный со вторым проигравшим, который стремиться бежать в противоположную от тебя сторону, т. е. перетягивать. Проигравший и в этом поединке получал почётное право помогать Учителю по хозяйству, но, когда появился я, наказание поменяли.

Наверное, именно из-за таких суровых порядков желающих обучаться и было немного. Но хозяина это как будто совершенно не тревожило: он зачастую вёл себя так, словно мы мешаем ему наслаждаться мировой гармонией.

Мы теперь с Ермином оказались, что называется, «по разную сторону забора». Он с приятелями, сидя на тёплых камнях, наблюдал сверху за моими потугами и даже переживал за мои поражения, то и дело искренне предлагая бросить это гиблое дело. Из-за тренировок мы с ним стали очень редко общаться и поневоле отдалялись, хотя я и заходил к ним во двор как свой человек. Но теперь я рассматривал оружие, сделанное его отцом, совсем иначе…

Как-то незаметно, вроде как само-собой, я стал лучшим учеником школы. Пацаны постарше меня, сначала бывшие мне непререкаемым авторитетом и по времени обучения, и по набранному опыту, постепенно перестали превосходить меня, а потом и вовсе стали бояться выходить со мной на поединок. Доходило до того, что я, не выдерживая, начинал сам упрекать и обучать парней: да расслабь ты руку, да почувствуй ты оружие, да не напрягай так ноги! Да что вы, в самом-то деле, — ничего же нет тут такого!

Учитель стал назначать мне соперников, запрещая бить их в полную силу. Я на них только разминался. А вот по-настоящему сражаться мне пришлось уже лично с ним.

Помню, в самый первый раз Учитель, пригнувшись и уворачиваясь от моего удара, сделал мне подсечку, махнув ногой как косой, полукругом вдоль земли. Я брякнулся навзничь, раскинув беспомощные руки — только зубы клацнули и звёздочки из глаз брызнули.

— Учитель! Но так же не по правилам!

Я в то время ещё не числился в авторитетах — просто удостоился чести поучаствовать в разминке Учителя. Поэтому и обиделся.

— В бою только одно правило: кто остался жив — тот и прав.

Вот и поговори с ним по душам…

Перед началом поединка новичка Учитель, взяв его за плечо, говорил ему, обращаясь сразу ко всем:

— Ты должен смотреть противнику только в глаза. Глаза полностью выдают человека, все его мысли. Читай мысли врага — и останешься жив.

Иной раз, неподвижно сидя на чурбаке и глядя, как я, изнурённый, рублю дрова, мой наставник, попыхивая тонкой длинной трубочкой, говорил в пространство, не меняя выражения лица:

— Победить конкретного противника — это значит, в первую очередь, победить себя, превозмочь свои же силы. Чтобы достичь успеха в любой работе — нужно обязательно проявить целеустремлённость и показать желание достижения успеха. Чтобы стать рыбаком, ты должен изучить повадки рыб и научиться чинить сети, лодки, возиться с удочками. Чтобы стать воином, ты должен изучить оружие и научиться использовать все его возможности.

Но твой враг — тоже воин, и тоже умеет обращаться с оружием. Победит же из двоих тот, кто проявит больше желания к победе. Ты не просто смотри в глаза своему противнику — ты сумей передать ему мысль, что ты сильнее его, что отдашь не только всю свою силу, но и всю душу ради победы…

Он говорил, а по двору плавал сладковатый дымок из его трубочки. Я, уставший и отупевший от ударов тяжёлого колуна, вдыхал этот незнакомый дым, и у меня начинались какие-то странные видения, мороки: картинка двора смазывалась, как в тумане, а расколотый чурбак вдруг оказывался чьей-то разбитой головой с оскаленным ртом. Не веря, я помотал головой уже своей, роняя в пыль крупные капли пота: нет, ничего подобного — полено как полено, и нигде никакой крови не видно, а голос Учителя витает себе где-то рядом:

— Настоящего воина всегда можно разглядеть, как и хорошего рыбака. У него есть особая печать… ну, у вас это назвали бы печатью Пресветлого, хотя такую метку ставит только богиня войны. М-м-м-м, у вас её не знают и не почитают — ну, да ладно. Мне повезло: я стал учителем для настоящего воина. Я сразу увидел твою метку, ещё когда ты сидел мальчишкой на заборе.

Уф… Если я буду курить такую же траву, как мой Учитель — интересно, что тогда смогу увидеть??? Дракона я как-то раз уже успел посмотреть, когда ещё не принюхался, как следует. Впрочем, Учитель сказал, что у его травы есть память предков, и поэтому можно увидеть всё, что когда-либо обитало на нашей земле, даже в самые древние времена. Если, конечно, ты будешь морально как следует настроен, или же курево начнёт само показывать бог весть какие капризы, на своё усмотрение.

Странная всё-таки у его народа религия…

Как-то раз возвращался я, измученный работой и тренировкой, домой. Навстречу мне попалась… лесная фея, вот ей-богу, фея! С длиннющими ресницами, аккуратными губками-вишенками, длинными и тонкими ногами. Она шла, весело помахивая свободной рукой, беззвучно, волшебно ступая по брусчатой мостовой, покачивая головкой в такт неслышимой для меня музыки, из-за чего её чёрные волосы плескались, словно тяжёлые волны у морского берега. Тёмно-бордовые башмачки. Белое платьице изредка обнажало белые коленки, так как фея при ходьбе крутилась ну очень уж сильно, изредка перехватывая корзинку из одной руки в другую.