Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Человек говорил очень умные и правильные слова. Люди вообще склонны считать правильным и разумным любую соломинку, которую им протягивает во время беды. Жаль, что протягивают соломинки почти всегда мошенники.
— Проходите, — женщина выпустила гостя.
После его слов он уже не казался ей пятым коммивояжером, скорее наоборот, великим учёным принесли в её доме лучик надежды.
Илья Иосифович сидел в своём любимом кресле и смотрел на стену. Можно было бы смотреть в окно, там хоть что-то менялось со временем, но его ничего не интересовало. Он ждал конца. Терпеливо, молча, ждал своего конца. На столе стоял почти не тронутый завтрак. Когда открылась дверь, он на это не среагировал.
— Дорогой, к тебе посетитель.
Ответом послужило молчание.
У Инессы Викторовны слезы набежали на глаза и она, всхлипнув, покинула комнату, тихо закрыв за собой дверь.
— Здравствуйте милейший Илья Иосифович, — поздоровался гость, взял бесцеремонно один из стоящих в комнате стульев и уселся напротив хозяина дома, — Помираете?
Тон его был саркастическим, чуть ухмыляющимся.
— Бывает.
Хозяин дома перевёл грустные пустые глаза на посетителя.
— А я, знаете ли, пришёл предложить вам жизнь. Да-да, именно жизнь. Долгую и насыщенную. Вы отчаялись увидеть рождение внуков? Увидите. Вы хотите жить с женой долго и счастливо? Проживете. Вы сможете работать сами, а не смотреть, как это делает сын. Как вам такой вариант?
— Вы пришли издеваться над умирающим? — разлепив давно не открывавшиеся уста, приговорил Илья Иосифович, укоризненно смотря на собеседника.
Можейко не входил в высшее общество, но был основой среднего класса в этом городе. Средний класс обычно более рациональней высшего и прагматичный, чем низший, от этого, вот такие коммивояжеры вызывали в таких людях как Илья Иосифович только раздражение, ничего более. Хотя надо признаться, если положить руку на полый фиброзно-мышечный орган, обеспечивающий посредством повторных ритмичных сокращений ток крови по кровеносным сосудам, больше половины среднего класса имели у истоков династий именно таких вольных торгашей.
— Я предлагаю вам жизнь! Долгую!
— И счастливую?
— А это как сами её сделаете.
— Я читал литературу на эту тему и там написано, что с моим диагнозом это невозможно.
— Если бы это было невозможно, я бы к вам не пришёл. Вы верите в чудеса?
— Нет, — хриплым голосом, удивленный вопросом, ответил Можейко.
— Зря, придется поверить, — улыбнулся коммивояжер.
— Падите вон! — сухой палец показал на дверь.
— Ну, что же, — посетитель встал, точнее это было похоже на подпрыгивание со стула, — я хотел вам предложить жизнь, но вы решили это отвергнуть. Честь, так сказать имею, извольте откланяться.
Он театрально откланялся, поставил стул на место и направился к двери. И даже её открыл, но в последний момент обернулся. Илья Иосифович смотрел ему вслед.
— А скажите мне милостивый государь, — тон гостя стал другим, без заигрывания и веселья, да и тон чуть изменился, он стал стройнее, выше и теперь не вызывал желания посмеяться над этим человеком, — если вы все равно умираете, то почему бы не принять мое предложение? Вы же ровным счетом ничего не теряете.
— Потому, что вы хотите сделать прибыль на моем горе…
— Прибыль? Кто вам такое сказал?
— Но ни ради меня же вы сюда пришли и не ради спасения моей души?
— А вот с этого момента можно и поговорить, — посетитель закрыл дверь, вернулся, взял стул и поставил его как прежде напротив хозяина, — я к вам именно по поводу души.
— Души?
— Именно.
— Зачем вам моя душа?
— Вы же медик уважаемый Илья Иосифович, вы, когда учились, посещали анатомические театры, изучали кости на скелетах, проводили первые операции на трупах?
— Операции не проводил, я стоматолог, но зубы на черепах изучал.
— Вот, и мне именно для этого нужна ваша душа, так сказать для душевного театра.
— Вы издеваетесь… ааа….
— Енох Каинович, к вашим услугам, — представился гость.
— Душа не материальна, какие к черту душевные театры?
— Ну, вот опять вы, люди, требуете представления, — вздохнул Енох Каинович, и выхватил из воздуха трубку, высекая из указательного пальца огонь, прикупил им, после чего выпустил изо рта дым в виде плывущего трехмачтового парусника. После чего трубка, огонь на пальце и корабль пропали.
— Так понятнее будет?
— Вы хотите купить мою безгрешную душу?
— Ну, не такая она и безгрешная и, в конце концов, все равно попадет скоро ко мне, но нет, мне действительно нужны души в так называемый душевный театр, а за это я предлагаю вам излечить вашу болезнь и дать жизнь, почти вечную. И я уверяю вас, вы еще сможете как покачать своих внуков на руках, так и отвести их лично в школу.
Надежда засияла перед Можейко платиновым блеском. Жизнь не окончена? Он сможет жить и дальше? Что он теряет? Ничего. Если душа и так прибудет в распоряжение этого существа, то и вообще ничего не теряет.
— Нужно где-то ставить подпись кровью? Принести в жертву чёрного петуха?
— Ни в коем разе, — усмехнулся Енох Каинович, — достаточно просто устного согласия.
— Тогда я его даю.
— Отлично, — коммивояжёр встал со стула, — мене, текел, перес, да будет так, амэн. Если таки захотите умереть, просто признайтесь в этом самому себе.
И он тут же растворился в яркой огненной вспышке, а хозяин дома остался в своей комнате, где теперь стоял запах жженой серы.
— И вы излечились от рака? — спросил Иван.
— Я вам молодой человек больше скажу, излечился от всех заболеваний.
— А потом?
— Потом я воспарил духом и стал жить, — продолжил рассказывать Илья Иосифович, — о, какие счастливые были эти годы. Мы действительно всей семьёй жили счастливо, я сначала качал на руках внуков, потом отводил их в детский сад, после я водил их в школу, я даже качал на руках правнуков….
Тут старик замер и посерел. Когда он снова открыл рот, голос стал дрожащим и иногда срывался на фальцет. Казалось, он плачет, но слез из глаз не капало.
— Потом я похоронил жену, потом детей, когда я похоронил внуков, я купил маленькую комнатку на цокольном этаже в другом районе и ушёл из семьи, чтоб больше не видеть родных и не привыкать к ним. Но одному жить… существовать, это уже не жизнь, очень скучно и тяжело, вот я и выхожу на улицу каждый
