– Вы, достойно показавшие себя за время своей службы, в виде награды имеете возможность еще раз доказать Овелону Великому свою преданность, наполнив его казну новыми поступлениями, раз и навсегда пресекая попытки коварного, неявного воровства.

Деригаб и два его сослуживца – худощавый парень Син и крепкий, с могучими руками, плечами… а также животом, который на невысоком туловище тоже выглядел очень могучим… мужчина по имени Карну́н – должны были проделать эту грязную работенку вместо Салуфховой свиты. Все это, не считая сезонного жалования, получила ночная стража, которая, будучи запертой в своей караульной комнатушке, сумела выбраться оттуда благодаря недюжинной силе Карнуна, и поймать с поличным странного вора, знавшего план дома Овелона, точное время смены часовых стражников и имевшего дубликаты всех ключей! Вряд ли целью пойманного человека было убийство самого Овелона, как потом утверждал, брызгая слюной и задыхаясь от гнева Салуфх. Скорее всего, шел этот ночной посетитель в потаенную комнату поместья, где, по слухам, прятал Салуфх казну и то, что сам наворовал приписками и недочетами. Об этом потом смекнул Син, по праву считавшийся среди стражников зорким как ястреб и хитрым как лиса, так что и в карты играть с ним не садились. Запоминал он каждую масть, которая в игре была, а по лицам угадывал самые тайные мысли.

– Беда, Деригаб, – прошептал он на следующее утро после происшествия своему начальнику. – Я в его связке заметный ключик видел… – Син собирался с мыслями. – Должно быть, от дома, но сложный, как рыбий скелет, и массивный. Потаенную комнату таким должны запирать. Был он только у самого Овелона, но к чему ему-то, да у Салуфха. Слышал, как он вчера заливался? Словно на ногу ему кто наступил. – Парень оглянулся по сторонам. – Вот и я думаю, не стал бы ты так кричать, будучи даже самым важным казначеем в государстве, если б вора поймали и на допрос отвели. Жаль, нем он оказался, эх… Сейчас, думаю, выпнут нас отсюда за сон в караульной, за то, что не нас перед домом задушили, иль зашлют куда-нибудь на край земель Овелона, чтоб любознательные до сговора не додумались да расспросами дела не пояснили. Только вместе нам держаться надо, Деригаб, а то ведь… Тихий всплеск, и канул Син, сбежал с награбленным или в драке задело. Там, за замком затейливым, много добра всякого… и зла достаточно, так что каждого купить смогут: целиком или по частям, язык, к примеру, дешевле обойдется, – многозначительно кивнув, подытожил Син.

Так и случилось: Деригаба Салуфх лично наградил своим собственным перстнем при общем собрании стражи. Как впоследствии объяснял Син, этим жестом казначей старался выделить начальника смены в глазах всех собравшихся, отвернуть от Деригаба друзей и товарищей. Затем Салуфх, опять же при всех, придрался к внешнему виду Карнуна, который явно выделялся меж высоких и суровых стражников своей упитанностью и добродушной улыбкой. Он-де «брюхастый увалень», «порочащий своим видом стройные ряды бравых молодцев и осмеливающийся претендовать на гордое звание личного караульного Великого Овелона»! – каркающим голосом выкрикивал тощий, сухой старик, то и дело останавливаясь и хмуря свой морщинистый лоб. Син был готов к обороне и без сомнения отстоял бы ее, если бы гнев Салуфха не сменился счастливой, самой кроткой улыбкой на свете. Вероятно, именно в этот момент казначей придумал решение проблемы – одно на всех…

Ночь снова застала троицу невовремя. Несмотря на то, что каждый селянин с неподдельной радостью готов был уступить им свой дом – лишь бы миновала беда, лишь бы в хорошем настроении уехали и как можно скорей, грустно улыбнулся Деригаб, несмотря на странную усталость, которая с каждым новым днем все настойчивее, все сильнее тянула к земле, сна не было. Непонятная тревога, неведомая пока его друзьям, мирно и беззаботно спящим, засела где-то в сердце, или нет, не в сердце. Оранжево-жгучей дрожью выедала она солнечное сплетение бесстрашного стража, готового к бесчисленным атакам врагов, диких зверей, злых колдунов, если бы, конечно, они появились, выйдя из древних сказок, здесь в Хамати. Однако вокруг – только тихая ночь, наполненная чуть слышным шепотом деревьев, огромное и такое близкое небо.

Завтра, или уже сегодня, чуть свет нужно было идти через лес Тергона, мимо огромной вековой сосны, по едва заметной лесной тропе, уходящей вправо. Ни в коем случае не сворачивать, как заверял босоногий мальчуган, иначе можно целыми днями петлять по извилистой дорожке, а в итоге вернуться к той же сосне.

Миновав Сосну-королеву, ступая след в след, спешили посланники Овелона, так как знали, что иногда искомый ими имеет склонность пропадать в лесу на день или неделю, а без хорошего проводника по здешним местам лучше и не пытаться выслеживать кого бы то ни было. Кроме того, каждый из «добровольно сосланных» хотел как можно скорее закончить работу, тем более что сидеть в этом лесу и дожидаться преступника целую неделю было малоприятным занятием.

К общей досаде, маленький домик, одной стеною выходивший на лес, а другой – с широченным окном – смотрящий на светлую поляну, оказался пуст.

– Немного опоздали, – сказал Син, прикоснувшись к постели, к грубо сшитым шкурам, покрывавшим низкую лавку. – Еще теплая.

– Солнцем нагрело, – возразил Карнун, всегда отличавшийся тем особым, основательным здравым смыслом, который именуется иногда житейским опытом.

– Да-а, придется нам теперь здесь жить, пока не явится чудо-охотник, – не то с боевым задором, не то с иронией рапортовал Син Карнуну. – Я на лежаке спать буду, так как худой – ночью мерзну. Тебе, верный мой соратник Карнун, уготовано специальное ложе в углу сего прекрасного дворца между столом и этим премиленьким шкафчиком. – С негожей для стража гибкостью и грацией вытанцовывал Син перед Карнуном. – Ба! – вдруг остановившись, воскликнул «ночьюмерзнущий» страж. – Эс хори́м па́рла вэ…

– Что? – переспросил Карнун.

– Эс хорим парла вэ! – повторил Син только что произнесенные слова. – «Рысь покажет идущему путь!» – это строчка из одной старой баллады, которую пела мне мама в детстве…

– Ты не говорил, что родился в Замо́рии.

– Не в Замории, а в Зэ́ймори, ну, да это и не важно сейчас. Откуда на топоре, найденном в горной местности Тергон, близ селения Хамати, – вскинул руки к небу зэймориец Син, – этот рисунок!

Карнун взял в руки топор, пробежал глазами по его изрезанной рукоятке, подержал в руке, со знанием дела испытывая на вес, и, одобрительно покачав головой, положил на прежнее место. Не столько взволновал его рисунок заморской баллады, появившийся в сельской глуши земель Овелона Великого, сколько недавнее признание товарища: Син родом из Зэймори! Подумать только. «А ведь и вправду похож, – удивлялся Карнун своему внезапному открытию. – Резкие черты лица, темные волосы, острый ум… Хотя ум-то от места рождения мало зависит, но все-таки!» Все сходилось.

Деригаб, безучастно наблюдавший за разговором Карнуна и Сина, сделал несколько шагов по направлению к двери и, заметив что-то снаружи, произнес желанное для всех троих слово: «Пришел».

Син поспешил познакомиться с владельцем диковинного топора. Карнун тоже ринулся к двери, втайне желая увидеть еще одного чужеземца. К удивлению и того и другого, перед ними предстал не огромный и суровый охотник, в одиночку отправляющийся на поиски диких зверей, не злостный преступник, четыре года удерживающий земельные сборы, и не славный могучий путешественник, переплывший через океан и привезший из далеких стран сказочные дары да захватывающие легенды. Перед стражниками Овелона Великого стоял слегка растерянный паренек среднего роста в зеленой набедренной повязке и со свертком одежды в руках – это был Тифей.