Воронцова не ответила. Сидела молча минуту или две, чуть покачиваясь вперед-назад – и только потом поднялась и, не попрощавшись, направилась к выходу. И я уже решил было, что разговор окончен раз и навсегда, но ее сиятельство, похоже, слишком сильно желала, чтобы хоть самое последнее слово все-таки осталось за ней.

– Будьте осторожны, князь, – ледяным тоном произнесла она, на ходу оборачиваясь прямо перед дверью. – Пусть сейчас вы можете позволить себе многое – это не продлиться вечно. Не стоит забывать – у рода Горчаков немало врагов, и подобными решениями вы лишь увеличиваете их число.

– Охотно верю. – Я пожал плечами. – Но и вы не забывайте, что обычно происходит с моими врагами – чтобы ненароком не повторить их судьбу… Доброго дня, княгиня.

Через несколько мгновений цокот каблуков Воронцовой стих в коридоре. Но одного меня оставили ненадолго: не успел я разложить на столе документы, как в дверь постучали.

– Чай, ваше сиятельство. Арина Степановна велела – говорит, вы изволили…

Незнакомый голос принадлежал женщине. Скорее даже совсем молоденькой девушке. Звучал он совсем негромко и даже робко – но как-то по особенному мило. Будто его обладательница не просто выполняла свою работу, но и действительно была рада самой возможности услужить мне.

Две встречи с особами женского пола этим утром оказались не из простых – но третья, похоже, вполне могла оказаться приятной.

Барышня с чашкой чая на блюдце оказалась симпатичной. Она явно была на года два или три старше меня, но я почему-то сразу определил ее в девчонки. То ли из-за того, что сам сидел в кресле хозяина усадьбы и всех владений рода Горчаковых и ощущал себя запредельно серьезным и взрослым, то ли из-за внешности.

Природа щедро наделила девушку и ростом, и весьма зрелыми формами, которые не очень-то скрывала одежда – но личико ее почему-то казалось юным, почти детским. Миленьким и чуть заспанным, будто его обладательница только что встала с постели и тут же принялась за работу.

Странно – Арина Степановна начинала гонять свою кухонную гвардию чуть ли не с пяти утра – за час-полтора до того, как просыпалась остальная прислуга и усадьба оживала. А девушка была не одной из горничных, а именно с кухни – судя по одежде: белоснежному переднику на белом же то ли халате, то ли платье по колено. Скорее всего, кто-то из младших поварих или совсем низкоранговая прислуга из разряда «подай-принеси», из новеньких.

Вторая странность – обычно на кухню брали девушек… скажем так, попроще – а такая красотка вполне могла бы рассчитывать стать кем-то из домашней прислуги. А то и податься на заработки в город. Ни я, ни братья, ни уж тем более дед никогда не были ценителями полудетской «кукольной» внешности – но в Петербурге подобное наверняка пользовалось бы успехом, открывая пусть не совсем целомудренные, но зато верные пути к достатку, а то и – чем черт не шутит – в высшее сословие.

Девушка могла бы просто поставить чашку передо мной и чуть пододвинуть – но вместо этого обошла стол и оказалась совсем рядом. Так близко, что в мое плечо мягко уперлось что-то теплое… и уж точно более приятное, чем начало сегодняшнего утра.

– Чай для вашего сиятельства.

– Благодарю, – отозвался я.

Чашка уже заняла свое место – но девушка и не думала уходить. Странная пауза затягивалась и уже грозилась стать совсем неловкой, когда моей шеи вдруг коснулась маленькая ладошка. Легко, осторожно – будто бы невзначай.

– Ваше сиятельство желает… еще чего-нибудь? – негромко выдохнула девушка мне прямо в ухо. – Мне велели исполнять все, что вы только пожелаете.

Та-а-к… понятно. Арина Степановна берегла репутацию рода даже более ревностно, чем собственные владения на кухне – и уж точно даже не намекнула бы кому-то из своих на подобное. Зато бойкие девицы из простых – а порой и не только – сами частенько были не промах подобраться поближе, чтобы получить доступ к княжескому телу… А заодно и к прочим прилагающимся к нему благам.

Я мужественно держался. Организм отчаянно требовал свое, порой замечая соблазн даже там, где его и вовсе не имелось – но я слишком хорошо представлял, чего может стоить пара… неосторожных движений.

Сегодня вести себя достойно оказалось сложно вдвойне. Девушка была не в моем вкусе – но и ее голос, и движения и даже кукольная внешность буквально излучали столько мягкой покорности, что я на мгновение подумал, что нет ничего плохого в том, чтобы запереть дверь в дедовский кабинет, усадить красотку попой на документы чуть ли не государственной важности и…

– Все, что пожелаете, ваше сиятельство.

Девушка будто прочитала мои мысли – и сама устроилась на край столешницы так, что кухонная униформа обтянула округлое бедро, оставляя совсем немного простора воображению. А когда она еще и подалась вперед, пуговицы на одежде натянули ткань с такой силой, что я на мгновение удивился, как они вообще выдержали… И как выдержал я.

Нет. Нельзя. Выдыхай, Горчаков.

– Премного благодарен, сударыня. – Я осторожно отодвинулся назад в кресле. – Если что-то понадобится – я непременно велю вас позвать. А сейчас можете быть свободны.

– Да… конечно, ваше сиятельство.

На лице девушки не мелькнуло и тени разочарования. Даже наоборот – выражение стало еще более сонливым, будто она собиралась прилечь прямо здесь. И лишь ценой немалых усилий слезла со стола и развернулась ко мне спиной. То ли Арина Степановна начала годнять бедняжку еще затемно, то ли…

Когда поднос с негромким стуком ударился об пол, я почти не удивился. А через мгновение начала заваливаться и сама девушка. Обмякла, осела вниз, словно пыталась усесться на корточки и не удержалась. Потом подалась вперед, едва успев подставить локти. И перед моими глазами предстало зрелище, которое я в любой другой ситуации назвал бы в высшей степени соблазнительным.

Но сейчас что-то явно шло не так.

– Эй… – Я кое-как выбрался из дедова кресла и подхватил девушку за плечо – чтобы не приложилась лбом об пол. – С тобой все в порядке?

Развернуть ее и усадить к себе лицом оказалось не так сложно. Несмотря на аппетитные формы, весила красотка, как пушинка – да и сама еще сохранила силы помочь мне. Тело у нее, похоже, работало пока еще как следует.

А вот голова… Да, с головой у девчонки явно творилось что-то не то. Побелевшие щеки, полуоткрытый рот, в котором языку будто вдруг стало слишком тесно. И глаза – без единой мысли, два огромных бездонных блюдца, будто нарисованные на лице голубыми мелками.

Да еще и смотрящие не прямо, а друг на друга.

– Да твою ж… – выдохнул я.

Несмотря на плачевное состояние, двигалась девчонка на удивление быстро. Настолько, что не будь на мне уже привычного набора защитных плетений – вполне могла бы и успеть. Не убить, конечно – но порезать уж точно. Узкое лезвие примерно с ладонь длиной метнулось к моему горлу, прорезало рубашку на кое-как подставленной руке – и скользнуло по шее.