К берегу подошли удачно — моряк действительно знал все опасные места и смог избежать их даже в темноте. Вскоре лодка уткнулась носом в песок.

— Ну, слово свое ты сдержал, — развязав кошелек, пассажир высыпал на ладонь моряка несколько золотых монет.

— Благодарю, барин, — закланялся тот до земли, — благодарю, благодетель ты мой…

— Прибавил, как и договаривались. А теперь скажи, куда мне идти, чтобы попасть в монастырь?

— Пойдем, покажу, — моряк повел его по берегу и вскоре вывел к небольшой тропке, вьющейся среди камней.

— Вот, барин, сюда и иди, — моряк указал рукой, — все вверх и вверх, не сворачивая, и дойдешь до места. Прямиком к самим воротам выйдешь. Там и постучишь. Час поздний, но странников они пускают.

— Еще раз благодарю, — мужчина вступил на тропу.

Моряк, развернувшись, быстро заспешил к своей лодке, стремясь быстрее попасть на баркас, чтобы переждать шторм в безопасном месте.

А странный пассажир шлюпки уверенно зашагал вверх. Идти ему было тяжело. Усилившиеся порывы ветра бросали мелкий песок прямо в глаза. Кроме того, тропа поднималась круто, ноги разъезжались в песке, а держаться было не за что — по бокам росли только чахлые кустики.

Однако мужчина уверенно справлялся с трудностями. Стиснув зубы, он стремительно продолжал идти вверх.

Шторм усиливался. Снизу доносился разъяренный рев уже сильных и мощных волн. Кроме того, ветер принес ледяной холод, от которого стыла кожа, как в самые студеные морозы. Когда мужчина поднялся наверх, у него болели и слезились глаза.

Но мужество его было вознаграждено. Перед ним выросли деревянные ворота монастыря, обитые листовым железом. Разглядев у запертой калитки небольшой колокол, мужчина дернул за старенькую, вытертую веревку. Раздался пронзительный звон. Человек стал ждать.

Через время калитка отворилась, и в щель выглянул монах, возраст которого в темноте определить было невозможно.

— Простите, я путник. Сбился с дороги, — заговорил купец. — Вы не могли бы впустить меня переждать непогоду? Я слышал, у вас есть странноприимный дом.

— Как ты добрался сюда? — отозвался монах.

— Морем, на лодке.

— Заходи, сын мой, — монах отворил калитку пошире, и мужчина ступил на вымощенный каменными плитами двор.

Только во дворе монастыря, освещенном тусклыми масляными фонарями, стало видно, что отворивший калитку монах сгорблен и стар. Он провел прибывшего к дощатому двухэтажному дому недалеко от ворот. Завел в комнату на первом этаже с очень скудной обстановкой — кроме простой деревянной кровати, стола, табуретки, там ничего больше не было. На стене висело огромное распятие, вырезанное из дерева. А единственное окно комнаты выходило на запертую церковь. Заведя гостя в жилище, старик-монах удалился.

Дверь отворилась, оторвав купца от созерцания всего этого. На пороге появился высокий монах средних лет с окладистой черной бородой. На черной рясе ярко выделялось серебряное распятие, блеснувшее в свете керосиновой лампы, стоящей на столе.

— Добро пожаловать, сын мой! — Монах остановился в дверях, сурово глядя на ночного гостя. — С какой целью в наших краях?

— Я купец, сопровождаю товары на корабле. Меня ждут деловые партнеры в Одессе. Но начался шторм, и корабль изменил курс в открытое море. Я попросил высадить меня на берег, чтобы не терять время. Меня привезли на шлюпке. А товары мои через несколько дней придут в порт.

— Откуда ты узнал про нас?

— Моряк рассказал. Советовал переждать непогоду.

— У тебя есть документы?

— Вот, — порывшись в саквояже, мужчина протянул монаху бумаги — паспорт и подорожную.

— Стефан Теутулов, — по слогам прочитал монах, — подданный Австро-Венгерской империи. Постоянное место жительства — Вена.

— Все верно. Но я много путешествую, — сказал мужчина.

— Вижу, бывал уже в наших краях.

— Да, несколько раз.

— Прости за предосторожность, но мы хотим знать, кого впускаем в свои стены. Лихих людей вокруг много, — сурово проговорил монах.

— Я понимаю, — кивнул мужчина.

— Что ж, ночь можешь переждать здесь. Ты наверняка голоден. Кухня уже закрыта, но хлеб и воду тебе принесут.

— Сколько я вам должен, святой отец?

— На свое усмотрение. Мы не берем денег с тех, кому оказываем милость.

— Я богатый человек. Я вам заплачу.

— Воля твоя. Но у меня есть одно условие.

— Я внимательно слушаю.

— Ты католик, так?

— Да, я принадлежу к Римской церкви.

— Это не имеет значения, — покачал головой монах. — Мы радушно принимаем у себя всех нуждающихся. Однако условие такое — ты не должен расхаживать по территории монастыря. До рассвета ты обязан находиться в своей комнате. Выйти сможешь только после утренней молитвы.

— Я с радостью лягу в кровать и засну, и никуда не буду выходить! — горячо воскликнул прибывший. — Я пережил штормовую ночь в открытом море, потом опасный переход на лодке в темноте. Все, что я хочу, только лечь в кровать и закрыть глаза. Вам не о чем беспокоиться.

— Хорошо, — кивнул монах, — мы не любим непрошеных гостей там, где мирянам путь запрещен.

— Вам не о чем беспокоиться, — повторил мужчина с убежденностью.

— В твоей вере завтра праздник Всех Святых, — сказал монах, и глаза его недобро блеснули, — эту ночь лучше провести в четырех стенах.

— Я слышал о чем-то подобном, но не интересовался подробно. Я коммерсант, а не теолог. И я не любопытен.

— Спи с миром, сын мой.

Развернувшись, монах ушел. Мужчина подошел к окну, из которого отчетливо просматривался двор перед церковью, думая увидеть фигуру выходящего от него монаха. Однако он не появился. Значит, монах продолжал находиться здесь, в здании.

Дверь снова отворилась. Молодой монашек поставил на стол кувшин с водой и глиняную миску с большим куском хлеба.

— Я хотел спросить, когда утренняя молитва, — обратился к нему мужчина.

Монашек показал жестом, что он немой, и быстро вышел. Чувствуя себя не в своей тарелке, купец сел на кровать.

За стеной послышались шорохи, еле различимое бормотание, которое, впрочем, быстро стихло. Скрипнула деревянная кровать.

Отпив из кувшина тепловатой, пахнущей болотной тиной воды, мужчина вновь подошел к окну. Вышла полная луна. Яркий серебристый диск выплыл из-за шпиля церкви, заливая пространство ослепительным, блестящим светом. Он был так необычен, что казалось — плиты двора покрыты перламутром. И эти сияющие частицы отражают лунный свет так, что рябило в глазах.