Она останавливается на лестничном пролете и как-то странно наваливается на стену около одной из квартир. Ощущение, что она просто не может устоять на ногах. Я же закатываю глаза и пытаюсь взять себя в руки, чтобы не рассмеяться, настолько нелепы ее движения.

— Эй, красавица, — обращаюсь к ней, склоняясь, чтобы заглянуть в ее лицо. — Ты сказала, что нам на третий.

— Ага, — она кивает и резко выпрямляется, так что я едва успеваю отклонится назад и не получить по зубам светловолосой макушкой. — Идем, — она делает шаг, но запутывается в собственных ногах и я едва успеваю среагировать и поймать ее.

Девушка буквально впечатывается в мою грудь, в страхе цепляется за плечи, и я чувствую, как по моей спине льется что-то прохладное.

Мартини, мать твою! Проливается прямо мне за шиворот, касается лопаток, стекает по пояснице и-и-и-и…. достигает апогея — трусов! Вряд ли я думал, что предложение подняться с ней на третий этаж обернется мокрой задницей, поэтому даже не сразу нахожусь со словами. Девушка в этом плане преуспевает:

— Простите, — она старается выпрямиться, но получается у нее довольно слабо. — Простите, пожалуйста, я дам вам другую одежду.

Она, наконец, уверенно встает на ноги, поднимает голову и смотрит прямо на меня. Выглядит растерянно и немного испугано, борется с опьянением и старается смотреть уверенно, правда, получается у нее плохо. И вот пока она молчит и собирается с силами, я рассматриваю ее лицо: большие голубые глаза с расширенными зрачками, пухлые, недовольно поджатые губы, небольшой ровный нос и изогнутые брови.

— Я перебрала, — искренне признается она и ставит бутылку на первую ступеньку, хватается за перила и начинает подниматься дальше.

Я вздыхаю, забираю бутылку и приобнимаю ее за талию, прижимая ближе к себе. Ощущение, что это не я потерял память, а она. Что это не мне требуется помощь, а ей. Так мы и поднимаемся на третий этаж: они идет неуверенно, а я ее придерживаю за талию. Девушка останавливается перед дверью, неловко достает из кармана ключ и пытается попасть в замочную скважину. Минуты через две мне это надоедает, я аккуратно отодвигаю ее, беру ключ и открываю дверь, пропуская девушку внутрь.

— Я сейчас, я бегом, — говорит она, но вместо “бегом” долго копошится с ботинками и курткой.

Под конец я даже улыбаюсь, потому что не могу отделаться от мысли, что такая девушка встречается мне впервые. Более того, я уверен в этом. Она такая непринужденная и настоящая, без тени стеснения и налета наигранности, что я даже удивляюсь. Четко знаю, что люди разные: циничные, злые, самовлюбленные, неискренние, и вот такого светлого человека найти сложно.

Наконец, она скрывается в одной из комнат, а я прислоняюсь к стене в прихожей и жду. Минуту, две, три…

На пятой я снимаю ботинки и аккуратно прохожу внутрь квартиры. Захожу в ту же комнату, в которой скрылась моя предполагаемая спасительница и наблюдаю удивительную картину — спящую на кровати девушку, свернувшуюся калачиком с телефоном в руке.

Женя

Просыпаюсь с тяжелой головой и болью во всем теле. Первое, что приходит в голову — меня оглушили и похитили, видимо, связывали, потому что руки и ноги затекли. Я с трудом открываю глаза и с удивлением понимаю, что меня никто не похищал, я лежу на боку в своей квартире на огромной двуспальной кровати. Напротив все те же фотообои, а на столе стоит недопитая бутылка мартини.

Обвожу взглядом комнату и с радостью осознаю, что я в ней одна. Прислушиваюсь к гробовой тишине в квартире и с удовольствием отмечаю, что и здесь все хорошо. С огромным трудом, но я вспоминаю, что вчера произошло: измена Димки, мой одинокий новый год, мартини и незнакомец.

Я резко сажусь на кровати и сразу же понимаю, что сделала огромную ошибку: в висках давит, голова готова расколоться на две части, а поясница тут же простреливает, вынуждая свалиться на бок. Придя в себя, делаю медленную попытку подняться и таки сажусь на мягкой постели, спускаю ноги на пол, чтобы пойти и проверить, закрыла ли я вчера входную дверь, когда слышу щелчок ручки.

— Доброе утро, — на пороге стоит вчерашний незнакомец, одетый в новый халат, который я собиралась подарить мужу на Новый год.

От удивления я раскрываю рот и пару минут тупо пялюсь на мужчину с влажными волосами. Вот почему я ничего не слышала. Он был в душе. Я хлопаю ресницами и пытаюсь понять, что происходит и в какой из моментов предложение вызвать скорую переросло в “оставайтесь у меня переночевать”.

— Вы ничего не помните, да? — спрашивает у меня мужчина, вызывая приступ смеха.

Наверное, я выгляжу полной идиоткой: скорченная пополам, смеющаяся и не в состоянии успокоиться, но его вопрос на фоне того, что он вообще ничего не помнит кажется мне таким смешным.

— Простите, я, наверное, не до конца отошла от алкоголя, — растерянно говорю я, а сама отмечаю, что во рту у меня сухо и мерзко. Хочется воды и кофе.

— Ничего, — мужчина тоже улыбается и присаживается на стул у кровати. — Я принял душ и взял одежду из упаковки, но обещаю все вернуть, — неловкость чувствуется в его голосе, поэтому я стараюсь не акцентировать внимание на том, что он даже не спросил разрешения.

— Ничего страшного, — говорю я. — Как на счет скорой? — интересуюсь у него, потому что момент, когда я искала телефон, чтобы набрать номер скорой отчетливо врезался в мою память.

— Я не звонил, — говорит он. — Вы не подумайте, — мужчина слегка отворачивается, будто собираясь с мыслями, после чего продолжает. — Я думал всю ночь и пришел к выводу, что небедный человек. Раз вы меня ни разу не видели, а еще меня не узнал никто из тех, кто видел меня вчера в подъезде, значит, я живу не здесь.

Я киваю, правда, все еще не могу понять, к чему именно клонит мужчина и что хочет сказать.

— Значит, меня сюда привезли и, возможно, я не уверен, хотели убить.

Видимо, ужас на моем лице заметен слишком сильно, потому что мужчина чертыхается и говорит:

— Я снова вас напугал, простите.

Я сглатываю и вздыхаю, а еще чувствую себя героиней какого-то детектива, где в новогоднюю ночь случается все самое неожиданное. Только почему-то вместо счастья и надежного человека, который защитит и поддержит (да-да, по всем законам мелодрам), я получаю ничего не помнящего мужчину?

— Нет, — мотаю головой, — просто это…

— Неожиданно, — подсказывает мужчина. — Я понимаю, но мне отчаянно нужна помощь. Я готов заплатить. Вот, — он протягивает мне часы, — они, наверное, дорогие, возьмите. А когда я вспомню, кто я и где живу, смогу заплатить за временные неудобства.

Несколько минут я пытаюсь понять, что он хочет всем этим сказать. Неужели? Неужели собирается остаться у меня в квартире? Поселиться здесь и… и что?

— Эм, простите, вы хотите остаться здесь? — удивленно спрашиваю я, отмечая, что способность мыслить ко мне таки вернулась.