Дверь открылась со звуком, похожим на мяуканье котёнка.

– Тихо, маленький. Мама здесь, – успокаивающе проговорила миссис Бёртон. Она подошла к кроватке. Занавеска заколыхалась от прохладного ночного ветерка. Миссис Бёртон замерла на месте. Миссис Бёртон смотрела во все глаза.

Когда в окнах дома замелькал свет, Кулл уже прорвался через кустарник в Дикую Чащу. Ноги его бежали, сердце стучало, голова была переполнена, а руки – пусты.

Близнецы.

Энни Бёртон точно помнила, что родила только одного ребёнка. Одного. Ведь она там присутствовала. Она посчитала. Десять пальчиков на руках, десять пальчиков на ногах, один младенец. А сейчас… близнецы.

В то первое утро случилось много разговоров, и уже к полудню дом наполнился шумными зеваками. Пастор Льюис принёс чётки. Старый Джим посыпал солью всё в доме. Любопытная миссис Граус, которая жила через дорогу, оказалась первой, кто произнёс вслух это слово.

– Гоблины. Клянусь, это гоблины. Раньше они уже украли младенца. Вот прямо здесь, в Эндсборо. Об этом всё время говорили. Моя бабушка знала ту семью.

– Хелен, пожалуйста, – начала Энни, но миссис Граус не слушала её.

– Однажды здесь родился ребёнок, и гоблины украли его. Так рассказывали. Это была красивая девочка с восхитительными ямочками и густыми завитками тёмно-каштановых волос, и гоблины просто пришли и унесли её.

– Во времена моего детства говорили, что это фейри, – вставил старый Джим Уорнер.

– Нет, это гоблины, – продолжала миссис Граус настойчиво. – И вместо того младенца они оставили своего перевёртыша. Это было ужасно. Монстр в человеческом обличье. Три дня родители ребёнка кормили это мерзкое существо, тряслись над ним, думая, что оно от их плоти и крови. А потом, однажды утром, гоблин уже не мог скрываться. Он проявил себя. Разнёс в щепки детскую, вопил как резаный, а когда испуганные родители пустились бежать, то насмерть убил мужа на глазах у его бедной жены. Это свело её с ума. Рассказывают, что она погналась за этим злодеем в лес и так никогда и не вернулась.

– Ты все рассказы перепутала, – проворчал Старый Джим. – Это легенда о Ведьме из Дикой Чащи. И потом, у неё не было никакого мужа. Она была одинокой матерью, и фейри пришли и украли её единственную дочь, но никто в городе не поверил ей. Потом, когда она пошла в лес, чтобы вернуть своего младенца, фейри наложили на неё заклятие, чтобы она навсегда осталась бродить в Глубоком Мраке и хватать чужих заблудших детей вместо собственного ребёнка.

– Это были гоблины, – заявила миссис Граус с напором.

– Фейри, – выдохнул Старый Джим.

– Всё это россказни, – заключила Энни Бёртон. – Вы с ума сошли? Они не монстры. Они просто дети.

– Один из них – монстр, – упорствовала миссис Граус.

– Если в лесу действительно живёт ведьма, – произнёс Джозеф Бёртон, сохраняя мужественное выражение лица, – и её дитя попало к… магическим созданиям, то она, может быть, всё ещё там. И, может быть, знает, как распознать перевёртыша.

– Никаких ведьм в лесу нет, – возразил пастор Льюис.

Это было первое, что этот пожилой человек произнёс с тех пор, как вошёл в дом, и голос его оказался низким и тихим.

– Ведьмы там никогда не было. Это была просто женщина.

В комнате воцарилось молчание, и все взгляды обратились к стареющему пастору.

– Эти истории неверны, – продолжал он. – Существовала женщина, которая жила одна в лесу, это правда. Не знаю, фейри это были, гоблины или ещё кто, – я думаю, её погнало туда обыкновенное горе. Я повстречал её только один раз, когда был ещё молод. Я шёл по тропинке в лесу и сбился с пути. Женщина оказалась настоящей – и грустной. Она пережила огромную потерю. Бедняжка, ей просто хотелось, чтобы её оставили в покое.

– Но если хоть что-то из этого правда… – Джозеф Бёртон решил не заканчивать фразы. Его взгляд остановился на заднем окне и качавшихся за ним деревьях.

– Уже тогда женщина казалась довольно старой, – заметил пастор мягко. – Я уверен, она уже давно умерла, упокой Господь её душу. Что не помешало историям о ней превратиться в полный вздор.

– Это не вздор, – промолвил Старый Джим.

В этом миссис Граус, похоже, была с ним согласна.

– Конечно, не вздор. Достаточно заглянуть в этот манеж, – настаивала она. – Это неестественно. Это неправильно. Клянусь, это гоблины. Это перевёртыш.

Никто не хотел спорить с суеверной женщиной, но при этом никто не мог утверждать, что она ошибалась. Невозможно было жить рядом с Дикой Чащей и не верить хотя бы в часть этих историй.

Потом они жгли шалфей и тыкали в обоих младенцев серебряными ложками, но те только чихали, смеялись и отмахивались. Никто в городе толком не знал, как должен выглядеть перевёртыш. Наконец кто-то придумал обратиться к одному эксперту из Нью-Фидлема, о котором они слышали. Железо – таков был совет эксперта, полученный по почте: прикоснитесь к младенцам железом в течение первых трёх дней. Пока этот совет до них дошёл, прошло семь дней. Всё равно попробовали так сделать, но оба младенца только вцепились ручками в кочергу и измазали сажей все пелёнки.

Наконец, после недели споров и раздоров, было решено (за неимением лучших предложений) просто подождать. Рано или поздно гоблинский ребёнок проявит свою истинную сущность. Ведь гоблин не может не начать творить всякие безобразия. Просто надо быть начеку и внимательно следить. Тем временем Бёртоны будут заботиться об обоих мальчиках как о своих собственных.

Мало-помалу соседи перестали заходить, чтобы поглазеть и посудачить. Но однажды вечером миссис Граус задержалась.

– Гоблин, Энни, – напомнила она совершенно без нужды, перед тем как уйти с наступлением ночи, – ужасный гоблинский перевёртыш спит рядом с твоей кровиночкой.

– Спокойной ночи, Хелен.

Мальчики действительно спали рядом друг с другом, когда Энни зашла к ним. Она не могла не заметить, что её собственный ребёнок – кто бы из них это ни был – стал лучше спать после появления таинственного близнеца. Было такое ощущение, что им обоим спокойнее от присутствия друг друга, а по отдельности они начинали капризничать. Когда она пыталась перенести их в разные комнаты, они начинали беспрестанно плакать, но сразу затихали, когда снова оказывались вместе, и вскоре уже мирно посапывали во сне. Она подолгу смотрела на них, прислушиваясь к размеренному ритму их дыхания.

До тех пор пока естественная склонность перевёртыша к безобразиям не выдаст его, она решила оставить всё как есть, включая самих мальчиков. Её мальчиков.

«Нет смысла торопить события, – думала Энни, глубоко вздыхая. – Ведь скоро правда сама выплывет наружу».