litbaza книги онлайнНаучная фантастикаКрепостной Пушкина 2 - Ираклий Берг

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 76
Перейти на страницу:
подкрепил полицейских воинскими командами, но… Англичане не пожелали получать свое в испорченном виде. Не всё, но многие вещи были им дороги, и их выкупали за настоящую цену. Откуда только нашлось столько денег у выживших из разореного и разгромленного района? Судачили, будто царь негодовал и хотел ужесточить наказание за подобные «обратные продажи», но нашлись те, кто сумел отговорить. Насилия и без того было много. Один из знакомых богатых крепостных шепнул, будто сам император и выделил крупные суммы золотом для англичан. Не знаю, может и правда. Ему, государю, сейчас и так не просто.

Купцы, особенно староверы, и богатые крестьяне скупали имущество оптом, то есть оценивая на глаз возы с каким попало барахлом. Прибыль достигала двухсот процентов за первые два-три дня, затем поменьше. Ограбили не только англичан, разумеется, и торг шёл довольно бодро. Такой вот комендантский час. Власти смотрели сквозь пальцы, готовые наблюдать что угодно из нормальной человеческой деятельности вместо тех ужасов озверения.

Часть моих лавок тоже пострадала, но на подобную мелочь можно было не обращать внимания. Прибыль с лавок Апраксиного Двора, где мы и проворачивали торговлю краденым, казалась даже неприличной. И не потому, что получена с чужого несчастья.

— Славно вышло, хозяин. — довольный Прошка потирал руки, когда я подводил промежуточные итоги. Парень он был уникальный, испытывающий подлинное наслаждение от самого процесса торговли.

— Да, Проша, — заметил я ему, — как бы наши толстопузые длиннополые не вздумали ввести это в традицию. А что? Выгодно. Раз в год громим иностранцев…

— Это мы запросто!

— Вот-вот.

На мою долю пришлось порядка ста пятидесяти тысяч серебром. Не видел бы своими глазами — не поверил бы. Это сколько же было «наварено» в городе всего?

Угрызений совести я не испытывал. С момента своего попадания, осознания себя в чужом теле, во мне многое изменилось. Каким же дураком я был в первые дни — словами не описать. До сих пор стыдно. Первоначальный шок сам себе я объяснил потом желанием не думать о слишком общих вопросах, ответов на которые все равно нет, а задавать их было страшно. Жизнь и смерть — что это? Если я умру здесь, в этой локации, то что потом? Будет ли следующий вариант? Где, кем? Может ли случится так, что и отсюда я перенесусь куда-то? Как хорошо было жить неверующим материалистом! Ворчать на окружающий мир, но думать, что представляешь себе его устройство, пускай не детально. А теперь? Перешёл я во сне, что же далее? Вернусь ли назад? Но есть ли еще это «назад» или изменилось? А здесь тоже любой сон может вполне оказаться последним? Просыпаюсь — и новая картинка? Ощущение беспомощности перед подобным угнетает. Эти и другие вопросы мешали жить. Да и сейчас мешают, если не обманывать себя. Казалось, подобное приключение должно окрылять и пробуждать к жизни все скрытые резервы, ан нет. Давление непонимания «зачем» и «почему» было подобно гирям на ногах.

Психика человека гибка, ко всему можно приспособиться. Принятие начиналось с нехитрой формулы «смотрю кино, это все словно фильм вокруг меня. Очень реалистичный, но не более». Именно реалистичность помогла вновь обрести ориентацию в пространстве, если можно так выразиться. С оговорками, но помогла. Человек все-таки создан для жизни, и если эта жизнь у него есть, то не все ли равно как там оно всё устроено и прочие секреты мироздания? Так, за неделю я добрался до «ничему не удивляйся» и «в Риме живи как римлянин», что удавалось с переменным успехом. Ещё всегда нравилось выражение «делай что должно, и будь что будет», но оно не желало вписываться, не решив вопрос что же мне «должно». Где-то здесь до меня дошло, как до жирафа, что деревня не просто часть имения какого-то Сергея Львовича, и соседнее Болдино не просто село, а то самое Болдино, которое… Это изменило всё.

Глава 2

Степан. POV. Продолжение

«Чины сделались страстью русского народа», как говаривал Александр Сергеевич. Следует ли считать, что раз во мне отсутствует сия страсть, то я не отношусь к этому русскому народу? Или состав «народа» весьма ограничен? Или… Какие только глупости не лезли в голову за дни ожидания награждения. Любопытство и желание узнать поскорее каков расклад, кто же я теперь и что далее, всё уступило апатии. Эмоциональное опустошение, выгорание, можно назвать как угодно, делало меня равнодушным.

Пушкину было проще. Сам он привык посмеиваться над «ловлей счастья и чинов», но как дошло до дела, так оживился наш поэт. Глаза горят, осанка гордая. Вспоминает, небось, своих предков и радуется.

— Ничего, ничего! Не переживай, сын Афанасиевич! — Пушкин зашёл в мою, теперь уже официально арендованную на моё имя квартиру, привычно занимая облюбованное им место у камина. — Не забудут. И на тебя прольются капли золотого дождя. Что я смешного сказал?

— Ничего, Александр Сергеевич, я так. От безделья улыбаюсь. Надоело ждать.

— Всякому свое место. Как ты сказал: награждение невиновных?

— Непричастных.

— Да, верно. Но то не нам судить.

— Бесспорно, Александр Сергеевич. Ясное дело. Нам, может быть, кажется, что некто не имеет отношения к чему-либо, а с другой стороны посмотреть — имеет.

— Всё-таки дуешься. Эх, Стёпа. Понимаю, но держи себя в руках.

Я промолчал. Нет, бывший барин не понимал. Или здесь главное заключено в слове «барин»? Кем он видит меня? Вопрос сложный, но отказаться от уверенности в моем сильном желании выслужиться он не может. Почему? Такого быть не может в его понимании, вот и всё. Раз уж он сам загорелся, то и мне не резон притворяться.

Награждения уже начались, в газетах ежедневно печатали о новых россыпях наград тому или иному сановнику. Их, наград и сановников, было много, куда больше ожидаемого. Как будто войну выиграли.

Поразмыслив, я пришёл к выводу, что у императора есть существенные соображения к проявлению подобной щедрости. Вряд ли это хорошая мина при плохой игре. И уж точно не подготовка войны с Францией, о которой говорили все кому не лень. Дела не подтверждали. Война мгновенно читается по торговле. Если господа офицеры не бегут покупать себе новые сабли, погоны, мундиры, пистолеты, седла, лошадей и уйму всего того, что необходимо в походах, значит и войны нет. Если нет срочных заказов от военного ведомства на многие тысячи сапог, шинелей и прочей амуниции, то ничего и не будет.

По своей прошлой жизни я помнил, что чем неадекватнее человек в вопросах самооценки, тем более великий он политик в своих глазах. Был у меня друг Толя, мухи не

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 76
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?