— Где... ребёнок...

— Здесь, княгиня, не беспокойся о ней, — тихо сказала я.

— О ней. Это девочка. — упавшим голосом ответила Слада. — Как жалко.

— Хорошая, здоровая девочка, слава Макоши! — улыбнулась я, пытаясь подбодрить умирающую мать. — Она вырастет и станет красавицей, как ты.

— Жалко. Не дала сына князю, — женщина глянула на меня влажными от слёз глазами и спросила: — Как назвала?

— Отрадой.

— Хорошее имя.

— Хочешь подержать её?

— Нет. Не надо. Пусть так, пусть совсем меня не помнит.

Она сжала мою руку, вцепилась в неё так, что стало больно. Я стиснула зубы, чтобы ничем не выдать этого. Слада шепнула из последних сил:

— Позаботься о ней, ведьма. Я тебе её доверяю.

Усилие далось ей нелегко, и княгиня прикрыла глаза. Грудь её поднималась всё реже и реже, смерть душила, не давала дышать. Я молча прогнала вставшие в глазах слёзы. Ещё никогда на моих руках никто не умирал. А в меде говорили, что первую смерть не забываешь. Конечно, такое не забудешь.

Княгиня угасла в один миг. Просто вдохнула с натужным хрипом и больше не выдохнула.

Я разжала её пальцы, вытянув свою руку, встала. Подумав, накрыла ей лицо одеялом, вытерла слёзы. Где там этот Велес, когда придёт за ней? Опаздывает. И усмехнулась. Я же не верю в этих богов! Я ни в каких богов не верю. Ни рая, ни ада нет. И женщина в кровати — теперь уже просто мёртвое тело. А я свою работу сделала, мне пора возвращаться в лес.

Повитуха баюкала обмытую и спелёнатую девочку на руках, и я, взявшись за саквояж, сказала старухе резко и весомо:

— Отвечаешь за неё головой. Проверю!

И вышла из комнаты.

Поскорее на свежий воздух! Поскорее надышаться осенним лесом и прелой листвой, запах которой высвобождается при каждом шаге! Поскорее вернуться в свой новый дом, к которому я уже худо-бедно привыкла... Там сухо, тепло, аромат свечи мешается с ароматом зверобоя, ромашки и мяты, подвешенных в пучках под потолком. Там моя кружка чая.

Но, когда я запуталась в переходах и, под испуганные взгляды челяди, покинула терем с парадного, высокого и богато украшенного резными фигурками, крыльца, увидела стоявшего над перилами князя. Он опирался ладонями на балясины и просто смотрел вдаль, на уходящее зарево заката. Горизонт над лесом горел пожаром, и я подумала: завтра будет ветер. Хотела уже пройти мимо, но не смогла. Приблизилась, встала рядом, избегая касаться рукавом рукава. Мне не нужно было его касаться, уже этой близости хватало.

— Умерла?

Вопрос прозвучал неожиданно, и я кивнула, потом спохватилась, ответила:

— Да.

Он молчал, как будто ему нужно было время, чтобы осознать, поэтому добавила мягко:

— Она отмучилась.

— Почему она умерла?

— Княгиня болела. У неё была смертельная болезнь. Никакие силы этого мира не смогли бы спасти её на этой стадии.

— А раньше? Ты смогла бы, травница?

Я покачала головой:

— Не здесь, не травами. Там, откуда я родом, такие болезни лечат, но не всегда успешно. Княгиня хотела дать тебе ребёнка, поэтому жила. Но сегодня болезнь убила её.

— Ты должна была спасти её, — гневно бросил он и отвернулся так, что я не видела его лица. Князь, мой князь. Я не всемогуща.

— У тебя осталась дочь, люби её.

— Мне нужен сын! Мне нужна была жена, чтобы родить сына! Я позвал тебя, потому что ты спасла меня! Ты должна была спасти и её тоже!

— Прости меня, светлый князь, — покаялась неизвестно отчего. Мне показалось, что сейчас ему нужно только это — только знать, что виноват кто-то другой. Пусть это буду я. Пусть .

Уходи, ведьма!

Он выплюнул эти слова почти с ненавистью. Моё сердце отозвалось болью. Он никогда не полюбит меня... Никогда не посмотрит с нежностью, никогда не возьмёт за руку. Никогда не поймёт, как сильно я люблю его!

— Прости, — пробормотала ещё раз и отошла.

Спустившись по ступенькам, двинулась в сторону ворот. Слёзы застилали глаза, и я шла, нащупывая дорогу ногами. Как всё обернулось! Зачем я попала сюда, зачем? Все меня ненавидят и боятся, ни друга, ни подруги, даже пожаловаться некому, даже поплакаться на чьём-то плече не могу! Проклятый мир! Проклятое время, где нельзя спасти умирающую женщину.

В ладонь ткнулось что-то мокрое. Я вскрикнула от неожиданности и, вытерев глаза, опустила взгляд.

Бурый пёс смотрел неотрывно круглыми карими глазами. Я невольно улыбнулась:

— Привет, Буран. Давно не виделись.

— Давно, — согласился он, как всегда, без слов. — Провожу.

— Да я сама дойду, не впервой!

— Провожу, — упрямо повторил пёс. — Ночь.

— Ну пошли тогда, — усмехнулась, проходя в отворенные передо мной ворота. — Но я не буду с тобой говорить, прости, мне нужно помолчать.

— Молчи, — с лёгкостью согласился Буран. — И я молчу.

Ступив на дорогу, ведущую к лесу, я вздохнула. Что ж всё так плохо-то? Сегодня тот самый день, когда просто нужно напиться, чтобы забыть хоть на одну ночь. А когда нечем напиваться, это не жизнь, а смех один. Чем я заслужила это попадалово?

Июнь 20 число

Когда я была маленькой, мы с мамой однажды шли по улице и к нам пристала цыганка. Я помню всё так ясно, как будто это случилось вчера. У цыганки были чёрные, как ночь, глаза, и они заглянули мне прямо в душу. Мама хотела оттащить меня, закричала, принялась совать цыганке деньги, но та презрительно плюнула в её сторону. Я не могла сдвинуться с места и, как завороженная, смотрела на эту странную Бабу Ягу в цветастых юбках. На груди женщины лежали, чуть позвякивая при каждом движении, бусы и золотые монетки на ниточке. Потом уже я узнала, что это называется монисто, а тогда просто смотрела на них и не могла оторвать взгляд.

Грубая кожа заскорузлой ладони коснулась моей щеки, цыганка пошевелила губами и сказала таким тоном, как будто доктор говорил с пациенткой:

— Сними крестик! И золото сними, не носить тебе золота! Серебро надень.

— Прочь иди, убери руки от моего ребёнка! — крикнула мама в отчаянье. — Диана, пойдём! Пойдём отсюда!

— Как дочь назвала, тьфу! И крестик надела! — цыганка прищурила красивые глаза и добавила тише, уже мне: — Р_уда, Р^да твоё имя, запомни. И никому не говори его. Только тому, кто будет тебе ближе всех.

Я кивнула, глядя в черноту ночи под длинными ресницами, но в этот момент мама с силой дёрнула меня за руку:

— Да иди же ты сюда! Не слушай её!