– Не ссы, щас всё устроим.

Перехватив проходящего мимо бойца, всучил ему мой чемодан и тоном, не терпящим возражений, распорядился:

– Это ко мне и быстро!

Взял меня под руку и тут же начал вводить в курс дела, рассказывая о вакансиях, характеризуя ротных и давая полезные советы. Из его пространного монолога я не запомнил ни слова, но… Но! Но я почувствовал себя в своей среде и начал успокаиваться. Пока он говорил, мы подошли к двухэтажному кирпичному зданию и по высокому крыльцу поднялись сразу на второй этаж. Распахнув дверь одной из комнат, Женя провозгласил:

– Ну, вот и наши начали подтягиваться.

В комнате я увидел ещё несколько знакомых лиц, моих старших товарищей, тех, что окончили училище раньше меня. Улыбчивый Боб Месяцев пожал мне руку, за ним радостно поприветствовали остальные.

После такого радостного приёма я сразу почувствовал себя в родной стихии. Если раньше, в училище, курсанты разных курсов друг с другом не общались, кроме как по службе, вращаясь на разных орбитах, то здесь было всё по-другому. Многих я здесь, во время офицерской службы, узнавал заново.

Всегда в спецназе ГРУ существовало негласное противостояние между выпускниками двух училищ. Дело в том, что основной кузницей кадров для подразделений разведки были Рязанское воздушно-десантное училище (9-я рота, а затем после расширения целый батальон) и Киевское общевойсковое. Рязанское училище готовило офицеров по прямому назначению – для спецназа, Киевское – для общевойсковой разведки. «Рязанцы» по праву считали себя истинными спецназовцами, имея опыт парашютных прыжков и обученные по программе подготовки специальной разведки. В дальнейшем с приходом опыта и «киевляне» становились опытными разведчиками, но поначалу разница была ощутимая.

Кроме того, выпускники Рязанского училища с курсантских «младых ногтей» понимали, что тут карьеры не сделаешь, генеральских должностей практически не было, поэтому служили «за спецназ», а не «за карьеру». У «киевлян» было несколько иное видение, что само по себе не возбраняется, но разница в подходе к службе была ощутимая.

В основе неформального воспитания «рязанцев» лежали традиции фронтовых разведчиков Великой Отечественной войны, которые отличались лихим пренебрежением к опасности, а равно и к дисциплине, так как у истоков создания войск специального назначения как раз и были те самые боевые разведчики. То же самое можно было сказать о воспитании курсантов факультета спецназ, но это тема для отдельного повествования.

Могу только для примера сказать, что среди развлечений была так называемая «курсантская рулетка». На стрельбище курсанты становились в кружок вокруг костра и бросали туда боевой патрон, стоически ожидая, когда он выстрелит и куда полетит. После того как пуля ударила в пустое ведро возле ноги Кости Кожмякова, развлечения такого рода прекратились.

В училище курсанты факультета специальной разведки от первого до четвёртого, выпускного, курса учились и жили вместе. По службе старшие товарищи ходили дежурными по подразделению, младшие – дневальными, и все друг друга знали. Старшие негласно опекали младших. Причём деление было следующее: третий курс шефствовал над первым, четвертый – над вторым. Однажды я в начале учёбы, едва вернувшись с курса молодого бойца, в столовой училища во время обеда, громыхая тяжёлыми сапогами, пошёл за чаем. Едва взявшись за огромный чайник, понял, что на него претендует курсант инженерной роты второго курса. Без чая оставаться не хотелось, и руку я не убрал. Курсант начал грозно на меня надвигаться. В этот момент за ближайшим столиком четверокурсник Худяков, лениво повернувшись, многозначительно посмотрел на моего соперника, и тот, все поняв, исчез. Однако, проявляя сдержанную заботу, курсанты старших курсов строго спрашивали с нас по внутренней службе, снисходительно относясь к нарушениям воинской дисциплины, нарочито ворча что-то вроде: «Оборзела молодежь».

Но и здесь всё работало по принципу «что положено Юпитеру, не положено быку». Каждый знал своё место, и «борзость» первого курса не шла ни в какое сравнение с тем, что могли позволить себе выпускники.

Весть о прибытии новенького быстро облетела офицерскую общагу. В комнату стали заходить для знакомства «бывалые» лейтенанты, как выяснилось чуть позже – выпускники Киевского ВОКУ, прибывшие месяцем ранее. Забота Жени обо мне не закончилась. Этого же бойца, что приволок мой чемодан, Сергеев вновь куда-то отправил, и через некоторое время тот вернулся со свёрнутым матрасом и быстро застелил мне постель. Я по старой курсантской привычке снял одеяло, чтобы вытрясти его, и тут заметил какую-то серую пыль на простыне.

Это уже много позже я понял, что серой пылью на простыне были вши, но тогда на мне это никак не отразилось. Справедливости ради надо сказать, что это не было обычным явлением, с которым никто не боролся. Наоборот, боролись, и достаточно успешно, но время от времени педикулёз проникал в часть с постельным бельем из армейской прачечной в поселке Безречная.

Пока я обустраивал свой ночлег, на столе появилась сковорода жареной картошки, хлеб и пустые солдатские кружки. Мои приятели сидели напротив рядком на кровати и выжидательно смотрели на меня. Сперва я не сообразил, в чём тут дело. Потом меня осенило, и я, хлопнув себя ладонью по лбу, достал из чемодана три бутылки водки. Женя, назидательно подняв указательный палец вверх, воскликнул:

– Вот! Я же говорил! Ну не мог выпускник 9-й роты РВДКУ приехать с пустыми руками!

Празднование моего приезда, а заодно и Дня военной разведки, который совпал с моим прибытием, началось.

* * *

5 января 1987 года. Афганистан, провинция Кандагар

Раннее январское утро было разбужено гулом вертолётных двигателей. Две «рабочие лошадки» МИ-8, поддерживаемое парой МИ-24, растревоженными осами мчались вдоль бетонного шоссе. Разведчики сосредоточенно думали каждый о своём. Руководитель операции заместитель командира Шахджойского батальона майор Сергеев, сидевший за пулемётом на месте бортстрелка, внимательно смотрел в сторону гряды сопок, виднеющихся вдали. Вот-вот вертолёты, согласно маршруту, должны были свернуть под прямым углом с бетонки в Мельтанайское ущелье.

Группа летела в район кишлака Джилавур. Район был удалённый, находился на стыке зон ответственности Кандагарского и Шахджойского отрядов. Добираться сюда было проблемой и для тех, и для других, поэтому «духи» чувствовали себя здесь вольготно. План операции был прост: десантироваться, организовать засаду и затем быстро уйти, чтобы появиться здесь снова недели через две, когда душманы успокоятся. Такими нечастыми, но постоянными засадами можно было хотя и не прекратить их действия совсем, но держать душманов в постоянном напряжении. Этот вылет был первым из запланированных, но лишь подготовительным. Главная задача была подобрать место для засад, десантирования и днёвки. Всё это происходило под видом досмотровой операции, поэтому вертолётов было четыре – обычное количество именно для такого рода действий. Досмотровой группой командовал лейтенант Чебоксаров.

Старший лейтенант Ковтун изредка поглядывал на Сергеева. Накануне между ними случилась ссора, и Владимир пытался определить настроение своего командира, хотя, конечно, это никак не могло сказаться на их взаимодействии в предстоящей операции. Между тем оба звена резко свернули влево и вошли в ущелье. Сразу же Сергеев увидел пылящие впереди три мотоцикла.