Вениамин Федорович извлек из целлофанового пакета яйцо, тщательно очистил от скорлупы и посыпал солью. В глубине леса стучал дятел, а другие птицы перекликались неведомыми слуху заклятого горожанина голосами.

Из космического корабля вышел инопланетянин. Утюгов решил, что с набитым ртом приветствие прозвучит несколько двусмысленно, поэтому он привстал и поклонился.

– Здравствуйте, гуманоид, – произнес инопланетянин. Потом осторожно осведомился: – Не помешаю?

– Нет, что вы, – смущенно сказал Вениамин Федорович. – Может быть, я… э-э… некоторым образом?..

– Пустяки, – сказал инопланетянин.

– Присаживайтесь, – вежливо предложил Утюгов. – Хотите бутерброд?

– Спасибо, я только что перекусил.

Инопланетянин сел на соседний пенек напротив Утюгова. Они доброжелательно разглядывали друг друга. Вениамин Федорович испытывал симпатию к пришельцу. Тот и впрямь выглядел располагающе. Он был облачен в тогу из отливающей серебром ткани, из складок которой высовывались его конечности, – Утюгов насчитал их не менее десятка. На приятном, слегка печальном лице нежно-зеленого цвета симметрично в три ряда располагались фасеточные глаза и хоботок вместо носа. Рот находился в месте соединения головы с телом и был плотно закрыт, хотя пришелец охотно поддерживал беседу.

– За грибами? – предупредительно спросил Утюгов.

– Какое там… – со вздохом сказал пришелец и махнул руками.

Он был явно чем-то раздосадован, и Вениамин Федорович проникся к нему сочувствием.

– Сломался? – кивнул он на космический корабль.

– Он-то в порядке, – уклончиво ответил пришелец. – Только что из капремонта, двигатель – зверь. Гравитационный, – прибавил он со значением.

– Сверхсветовую выжимает? – деловито спросил Утюгов.

– Еще бы, – мгновенно упавшим голосом проговорил пришелец. – Пробег двадцать килопарсеков…

Они посидели, помолчали.

– Послушайте, гуманоид, – сказал инопланетянин. – Разве вас не удивляет, что я свободно изъясняюсь на вашем языке? И притом с закрытым ротовым отверстием?

– Нет, что вы, – заверил его Вениамин Федорович. – Изъясняйтесь, пожалуйста, как вам удобнее. Я же понимаю – телепатия…

Глаза инопланетянина увлажнились.

– Мы прибыли в вашу звездную систему тысячу лет назад, – с горечью сказал он. – У нас постоянная база на обратной стороне Луны. Тысячу лет – слышите? – тысячу лет мы исследуем вашу цивилизацию, а вы… – его телепатический голос сорвался в сдавленное рыдание.

– Ну, разве так можно, – участливо сказал Утюгов. – Стоит ли… С кем не бывает…

Пришелец извлек из складок одеяния носовой платок необычной формы и звучно высморкал в него хобот. Он скорбно молчал. Вениамин Федорович, изнывая от желания помочь собрату по разуму, прикончил еще одно яйцо, собрал скорлупу в пакетик и положил в корзину, как предписывалось уставом Общества друзей леса.

Перед зеленоватым лицом пришельца возникло светящееся плоское пятно, отдаленно напоминающее блин. Оно приняло очертания другого инопланетянина, но значительно меньших размеров. «Телесвязь с применением лазерной голографии», – догадался Утюгов и с любопытством стал присматриваться.

– Приветствую тебя, Сто Третий, – сказал голографический пришелец. – Я нахожусь в Южной Америке, в районе Укаяли. Подготовка к отлету завершена. Осталось демонтировать станцию интергалактической связи. Какие будут распоряжения?

– Немедленно стартуй к базе, Восемьдесят Второй, – сказал печальный собеседник Утюгова. – А станцию можешь бросить к чертям…

– Приступаю к исполнению, – отрапортовал южноамериканец и пропал.

– Видали? – с гордостью спросил пришелец. – Объемное изображение!

– Да, замечательно, – сказал Вениамин Федорович. – Одно слово – голография.

– Но принцип развертки луча! – в отчаянии возопил пришелец. – У вас таким и не пахнет!..

– Еще бы, – понимающе произнес Утюгов. – Надо полагать, ваша цивилизация в техническом отношении превосходит нашу на несколько порядков.

Инопланетянин мысленно взвыл и окончательно сник.

– Сто Третий, – позвал его еще один соплеменник, внезапно появившийся между ним и Утюговым. – Нахожусь на Шпицбергене, готов к отлету. Как поступить с гиперпространственным вездеходом? Его место на борту гравиплана занято образцами руд и минералов.

– Где вы его оставили? – равнодушно спросил Сто Третий.

– В двадцати милях от ближайшего населенного пункта. Вероятно, он будет обнаружен прежде, чем его занесет снегом.

– А, все равно, – сказал пришелец. – Пусть валяется.

– Торопитесь? – мягко опросил Утюгов.

– Да, срок командировки истекает, – проговорил Сто Третий. – Не миновать мне выговора с занесением…

– Может быть, еще обойдется, – попытался утешить его Вениамин Федорович. – Ну, пожурят… Не звери же они, в конце концов, должны понять!

– Что понять?! – исторг из самых недр своей исстрадавшейся души Сто Третий. – Что?!

Он обратил свое лицо, от волнения заметно поголубевшее, к Утюгову.

– Но вы-то, вы понимаете, что я инопланетянин? – воскликнул он. – Я прибыл к вам с другого конца Галактики, я телепат, живу десять тысяч лет, из которых тысячу бездарно потерял здесь… Я не гуманоид, наконец! Вы можете меня потрогать, я действительно существую, черт возьми! И не сметь – слышите! – не сметь называть меня уткой, этой гнусной яйцекладущей водоплавающей!!!

Он уронил подобие головы на стиснутые в порыве отчаяния руки и зашелся в судорожном всхлипе, сквозь который до Утюгова донесся обрывок мысли: «Да еще газетной… из дрянной бумаги с отвратительными по качеству знаками…»

Утюгов протянул руку и коснулся вздрагивающего плеча пришельца.

– Ну, не стоит, право… – смущенно пробормотал он. – Быть может, мой скромный вклад в развитие межгалактических культурных связей… Быть может, я могу чем-либо…

– Поздно, – неожиданно спокойно сказал Сто Третий. – Вы мне, признаться, симпатичны, незнакомый гуманоид, и мне почему-то кажется, что вы искренне хотите мне помочь. Кто знает – возможно, вы даже понимаете, что я и в самом деле пришелец из другого мира, хотя я давно уже перестал верить в гибкость человеческого разума… Тысячу лет назад мы прибыли сюда, чтобы проследить становление гуманоидной цивилизации и попытаться установить с ней плодотворные контакты, помочь ей пройти свой путь к совершенству быстро и без ошибок. Мы кружили над городами, над огромными площадями с невероятными скоплениями людей, над кровавыми сражениями, но вы не поднимали к небу лиц… Мы приходили в ваши дома, но вы отгораживались от нас религией, открещивались, отплевывались через левое плечо.

Потом вы увидели наши гравипланы и немедленно назвали их предметами кухонной утвари – это нашу-то совершеннейшую технику… Мы лезли вам на глаза настойчиво, назойливо, но вы не верили в нас, глядя в упор! Вы называли нас чучелами, переодетыми авантюристами и, наконец, «зелеными человечками»! Вы осмеивали всех, кто отваживался объявить о нашем существовании, научно отвергали саму возможность нашего пребывания на этой несуразной планете! Находились даже такие, кто вообще провозглашал вашу расу венцом мироздания, единственным в Галактике носителем разума! Это ли не обидно, когда мы тысячу лет только и делаем, что пытаемся обратить на себя ваши затуманенные недоверием и эгоцентризмом взоры!