Горечь и пустота. Пустота и ожидание. Что теперь будет?..

Из дежурки позвонили не вовремя. Второй бумажный лайнер был запущен неверно и пролетел мимо мусорной корзины в углу. Первый долетел и приземлился ровно по центру корзины, а второй не долетел. Всему виной был звонок. Он прозвучал слишком резко, слишком не кстати. Рука дернулась, бумажный самолет потерпел крушение на подлете.

– Так вот у нас всегда случается, Миха, – проворчал Максим. – Непременно возникнет какой-нибудь фактор и…

И покосился на соседа. Михаил Борцов, его двадцативосьмилетний напарник, сосредоточенно работал и на его баловство не обращал никакого внимания. На звонок из дежурной части не отреагировал тоже. Или придуривался, или правда занят был. Максим нехотя снял трубку. Минуту слушал, потом вздохнул:

– Пусть заходит твой журналист.

– Что, интервью будут брать? – оживился сразу Миша и мечтательно улыбнулся. – Карине непременно расскажу! Ей будет приятно, она гордиться мной станет.

– Не-а, не расскажешь, – хмыкнул Максим и недовольно поморщился.

Карину он терпеть не мог. Слишком правильная, слишком требовательная, слишком прямолинейная. Постоянно цеплялась к нему, пыталась учить жизни, грозилась испортить их с Мишкой дружбу. Дура очкастая!

– Почему это не расскажу? – надулся Мишка и подозрительно покосился в его сторону. – Это тебе рассказать некому. И гордиться тобой некому. А у меня есть Кариночка. И ей…

– Не расскажешь, потому что никакого интервью не будет, – перебил Максим. Слушать о Карине он не желал. – Журналист с каким-то заявлением явился.

– С жалобой?

– Узнаем.

И, подперев подбородок кулаком, Максим уставился на дверь кабинета, которую через минуту должен был распахнуть журналист какого-то издания.

Вошел. И сразу Максиму не понравился. Журналист, если он настоящий, не должен был так выглядеть. Настоящий журналист должен гореть на работе. Ему некогда утюжить стрелки на брюках, а этот утюжил. Некогда вязать такие хитроумные узлы на галстуках, а этот вязал. И в руках у него непременно должна была быть какая-нибудь нелепая громоздкая сумка, в которую должно было вмещаться все – от фотоаппарата и камеры до термоса с горячим бульоном и пакета горячих пирожков, которыми тут же пропах бы их кабинет.

Ничего этого не было. Ни пирожков, ни термоса, ни камеры – ничего. Руки парня были пустыми. И не пахло от него едой, которую он вынужден был жевать на ходу. От парня приятно пахло хорошим парфюмом. Одет тщательно, с иголочки. И выглядел он как киногерой, а не как журналист провинциального издания.

«Чертов мажор», – тут же подумал Максим и кивнул парню на стул. Чего такой в журналисты поперся? Сидел бы где-нибудь в кредитном отделе – с такими-то стрелками на брюках и узлом на галстуке.

– Слушаем вас, – сухим неприветливым голосом произнес Назаров и плотно сжал губы.

Мишка тут же осуждающе засопел. Вот Карине его было бы сейчас раздолье. Тотчас бы заверещала: «Человек с бедой пришел, а он его как врага встречает. Где вежливость? Элементарная хотя бы вежливость! Поздороваться забыл!»

– Здравствуйте, – исправил его ошибку журналист и прошел к стулу. И сразу уставился на Максима: – Вы Максим Сергеевич?

Он кивнул, не разжимая губ. Много чести для такого пижона.

– Мне рекомендовали вас как опытного сотрудника и великолепного сыщика. Поэтому я к вам, – нервно дернул шеей парень.

«Может, с узлом галстука перестарался», – подумал лениво Назаров, не отреагировав на лесть. Про себя, однако, злорадно хихикнул. Карина бы теперь позеленела, обидевшись за Мишку.

– Мне сказали, что у вас высокий уровень раскрываемости и…

– Давайте к делу, – перебил его Максим недовольно и шлепнул ладонью по груде бумаг на столе. – Не станем красть друг у друга время, приседая в реверансах. Итак, кто вы? Представьтесь. – И тут же, скрипнув зубами, отогнал навязчивый образ очкастой Карины и нехотя добавил: – Пожалуйста.

Журналист закивал и затараторил.

– Иван. Иван Светлов. Иван Иванович Светлов. Мне тридцать лет. В вашем городе совсем недавно. Переехали всего полгода назад. Устроились в газету, – Светлов назвал неизвестное Максиму издание. – Проживаем на съемной квартире недалеко от редакции.

– Послушайте, гражданин Светлов. – Назарову сделалось смешно. – Вы что же, себя на «вы» именуете? «Переехали», «устроились», «проживаем». Мы-с!

– Нет, что вы, Максим Сергеевич. – Светлов коротко улыбнулся, аккуратно вытер вспотевший лоб ладонью. – Ценю в людях чувство юмора, знаете… Я имел в виду себя и мою девушку. Настю Глебову.

– Ах, простите.

Назаров приложил ладонь к груди. Мишаня, сидевший напротив, позеленел от злости. Он не завистлив был, нет. Просто образ Карины, наверное, и у него плясал перед глазами. Осуждающий образ, клеймящий. Назарову, идиоту, все в зачет шло. Даже его бесконечные клоунады.

– Ничего-ничего, – улыбка Светлова сделалась почти мученической. – Я, собственно, из-за Насти здесь.

– С жалобой? – решил встрять Мишаня и сострил: – Гонорар не поделили?

– При чем здесь гонорар? – взвился сразу Иван Светлов.

Даже зад приподнял со стула. И глянул на Мишаню как на врага.

Ясно. Шутка не прошла.

– Так что с вашей девушкой?

И Назаров выразительно глянул на настенные часы, висевшие над головой Мишки.

– Да-да, Настя, – спохватился Светлов. Симпатичное холеное лицо сильно побледнело. – Понимаете…

– Что?

Назаров напрягся. Что-то в лице парня ему не нравилось. Болезненное напряжение. Отсутствие решимости. Страх. Все это он прочел в карих бегающих глазах и подергивающихся губах.

Интересно, интересно.

– Она пропала! – выдавил Светлов и едва не задохнулся от ужаса.

Его рот еще какое-то время беззвучно открывался и закрывался. Как у налима.

– Понятно, – проговорил Максим, откинулся на спинку стула, сунул руки в карманы штанов и глянул с прищуром на журналиста Светлова. – А чего к нам? Оставили бы заявление в дежурной части.

– Я настаивал, чтобы к вам. – Его губы собрались в трубочку, и какое-то время Светлов гневно выдувал воздух.

Дул и молчал.

– Кстати, сколько времени прошло с момента ее исчезновения? – решил поважничать Мишаня. – Вы знаете, что заявления об исчезновении взрослых людей мы принимаем…

– Да знаю я! – отмахнулся от него, как от мухи, Светлов. Даже головы не повернул в его сторону.

– Так сколько времени прошло с момента ее исчезновения? – поддержал коллегу Назаров.

Ему сделалось вдруг скучно. Сбежала девушка, эка невидаль. Да, дорогой товарищ, и от таких лощеных симпатяг сбегают. А ты думал, что из-за стрелок на брючках и затейливого галстучного узла она станет терпеть твои художества?