холодным потом. Что там спрятано, в этой рыхлой, мягкой, податливой земле?

Вдруг лопата дзинькнула, наткнувшись на что-то. Павел отбросил ее, присел на колени и стал разгребать грунт вокруг какого-то металлического предмета, аккуратно, как сапер, обнаруживший в земле мину. Находкой оказалась жестяная шкатулка, побуревшая от ржавчины. Его охватило странное волнение. Так себя чувствуют кладоискатели, нашедшие редкую диковинку. Павел попытался открыть металлическую коробочку…

— Эй, ты! А ну, вылазь оттуда немедленно!

От неожиданности Павел чуть не выронил из рук шкатулку. Он выпрямился и увидел деда, стоявшего на обочине. Старик был в ватнике и кирзовых сапогах, из-под кепки на Павла смотрели пристально строгие глаза, спрятанные в морщинах. В руках — ружье. Прицел — на Павла. Пришлось вылезать из бурьяна.

— Здравствуйте, дедушка!

— Я тебе не дедушка! Мародерничаешь? Развелось вас, как собак нерезаных!

Павел постарался дружелюбно улыбнуться.

— Да где я мародерничаю? Я что, к кому-то в дом залез? Я вообще свой, здешних мест рожак! Вон, — он указал на березняк, — моей бабки Нюры изба тут стояла.

Дед опустил ружье. Пригляделся к Павлу настороженно.

— Внук Анны Николаевны? Пашка, никак ты? Ах, ты, боже мой, а я гляжу, больно лицо знакомое… Вылитый батя! Как он, здоров?

— Нет. Умер в этом году, — Павел протянул руку старику.

— Все там будем, царствие ему небесное. А что же ты, Павлуша, никак меня не узнаешь? Дядька Филька я.

— Дядя Филя? — Павел оторопел от удивления. — Живой! Ну вы даете! Конечно же! Как я вас не узнал, ума не приложу!

Дядька Филя, заядлый охотник и рыбак, жил бобылем на другом краю деревни. Когда-то он выстроил дом около избы родителей, да и поселился в нем. В деревне Фильку видеть приходилось крайне редко — вечно он шастал по лесам да озерам, промышляя в поисках дичины, рыбы, грибов и ягод. По субботам приходил к автолавке, привозившей продукты и вино, покупал ящик лимонада «Лесная ягода», три бутылки «Агдама», хлеба и килограмм карамельных леденцов-карандашей. Ящик ставился на скамью для деревенских детей, знающих причуды дядьки. Пацаны и девчонки налетали на лимонад всей воробьиной стаей и тут же присасывались к бутылкам.

Вечером, после баньки, Филлип отправлялся на прогулку, веселый и пьяненький, в свежей белой рубахе. Всех встречных ребятишек он угощал «карандашами». Маленький Павлуша, как и все остальные дети, беззаветно любил чудаковатого и щедрого мужичка за доброту и ласку. Как же он смог его забыть?

— Что это у тебя, Павлуша? — Дядька Филя кивнул на жестяную коробку в руке Павла.

— Э… Дядя Филя… Долгая история, не поверишь, — пришлось все старику рассказать от начала и до конца.

Тот нисколько не удивился и у виска не покрутил.

— Пошли ко мне домой. Чаю попьем и твою беду обсудим. Тут все толком обмозговать нужно. Дарья, чай, не ведьма и не зомбяка какая, она без дела приходить с того света не будет. В коробке что? Смотрел?

— Не успел.

— Ну и ладно. Сядем за стол, спокойно поглядим.

В просторном жилище Филлипа запахи сосновой смолы и сушеных трав смешались с горьковатым ароматом печного дымка. Старик подкинул березовых поленьев в дородную, на пол-избы, печь. На широкую столешницу поставил вазу с конфетами, нарезал белый хлеб толстыми ломтями, достал масло и варенье…

— Хлеб какой! В жизни не едал вкуснее! — восхитился Павел.

— Да не придуривайся! Обычный хлеб. Баба Нюра каждую неделю пекла. И я научился. Автолавка сюда не ездит теперь. Ешь давай.

Немного погодя мужчины убрали все лишнее со стола и водрузили на него жестяную шкатулку. Открыли и…

Павел был разочарован. Конечно, золота-бриллиантов увидеть в ящичке он и не ожидал, но…

В шкатулке лежали документы, письма, метрики и фотографии. Павел выудил одну:

— Такую же нашли мы с женой в альбоме.

Старик понимающе покачал головой.

— Красавица была редкая. Это ее один мастер фотографировал. Охотился здесь с друзьями, ну и увидел нашу Дарью. Заставил ее нарядиться, тарелку ягод вручил… Мне отец рассказывал, Степан Иванович, сволочь редкостная, хоть и батя мне родной. Степан по Дарье прямо сохнул. А вот приехал этот… фотограф — все! Дарья даже не глядела на жениха: новый ухажер вскружил девке голову. В общем… сфотографировал, а потом уехал. Народ видит: у Дарьи пузо растет. Дела! А она, дура, все ждала своего ухажера. А по зиме вздернулась в хлеву. Хорошо, что Дарьин отец по малой нужде проснулся, увидел, что хрипит девка на веревке, снял с петли.

Степан с приплодом Дашку брать не захотел — гордость, что ты! Женился на матери моей, Евдокии Семеновне. И бил ее смертным боем каждый день от злости и досады! Бил, пока на войну не ушел. Оттуда вернулся тихий. Я родился поздно, отец уже болел, кулаками не размахивал. Но мать мне все рассказала. Как я Дарью эту ненавидел! Потом, правда, все прошло…

Павел вытащил из шкатулки тонкий, ветхий, пожелтевший от времени бланк:

«Свидетельство о браке»

«Выдано в том, что Ломахин Игорь Андреевич и Кривошеева Дарья Петровна вступили в брак 1930 год 8 числа августа»

На свидетельстве была поставлена печать сельсовета Калининского района.

— Вот оно что! — Филипп блеснул глазами на Павла. — Так он, подлец, успел на ней жениться! Вот ухарь!

Стало понятно, почему Дарья ждала Игоря. А как не ждать законного мужа?

— Так что же она, это свидетельство никому не показывала? — удивился Павел. — Алименты на ребенка содрала бы с этого… фотографа, черт его задери!

— Потому что кавалер укатил в Америку. Фотографировать, как проклятые буржуи угнетают рабочий класс. Слухи донесли, что он там и остался — продал Родину. Время сам понимаешь какое было: она, видимо, бумажонку и припрятала от греха. А потом война началась, кому интересно, была замужем баба или нет.

Павел достал из шкатулки еще один документ — свидетельство о рождении, метрику.

— Вот и сынок ее, Петр Игоревич. Отец Натальи, получается? Поздновато дочку родил, в восемьдесят восьмом. Неудивительно, что оставил сиротой Наташку, — бормотал Павел, разглядывая почти прозрачную, затертую метрику.

— Точно, Петр Игоревич. Он, знаешь ли, как из деревни уехал, так больше здесь не появился ни разу. Мать его каждый день ждала, боялась в лес уйти за ягодой, а он так и не приехал. У всех соседей дети в отпуск домой наведывались, детей на все каникулы сюда отправляли, а этот хлыщ весь в своего папашу удался. Как же, доцент, где он, а где Дарья. Хоть бы копейку старухе прислал, паразит…

Павел задумчиво смотрел на ворох бумаг.

— Одно не понятно, почему она моих родителей забирала, Натальиных не