Гибсон так и не примирился с отказом от обтекаемых, узких космолетов, о которых мечтали в первой половине двадцатого столетия. Мир принял эти гантели, он – нет. Конечно, он знал все их достоинства. Обтекаемость не нужна ракете, которая не входит в соприкосновение с воздухом. Во избежание облучений двигатель должен находиться как можно дальше от команды; и вот два шара, соединенные длинной трубкой, оказались самым простым решением задачи.

«И самым уродливым», – подумал Гибсон. Но вряд ли это важно, если «Арес» всю свою жизнь проведет в космосе, где только звезды увидят его. По-видимому, он был уже заправлен и дожидался точно вычисленной секунды; когда оживут его двигатели, он рванется с орбиты и по длинной гиперболе понесется к Марсу.

В тот же миг он, Гибсон, будет уже на борту. Начнется наконец его Приключение; а ведь он никогда по-настоящему не верил, что это будет.

Рубка «Ареса» вмещала не больше трех человек, но, когда космолет выходил на орбиту и можно было стоять на стенах и потолке, здесь вполне умещались шестеро. Все они, кроме одного, бывали в космосе и знали свои обязанности. Однако первый рейс нового космолета – всегда важное событие. К тому же «Арес» был первым в мире пассажирским космолетом. Он был рассчитан на сто пятьдесят пассажиров и тридцать человек команды. Сейчас пропорция была обратная – команда из шести человек ждала единственного пассажира.

– Я все-таки не совсем понимаю, – сказал Оуэн Бредли, помощник капитана по электронике, – что нам полагается делать с этим типом? Вообще кому это взбрело в голову?

– Мне, – сказал капитан Норден, проводя рукой по тому месту, где еще несколько дней назад красовались густые светлые волосы. (На космолетах редко бывают парикмахеры, и, хотя любителей поработать ножницами немало, всякий старается отсрочить тягостную минуту.) – Вы все, конечно, знаете мистера Гибсона?

Все ответили утвердительно, но не все с должным почтением.

– Ерунду пишет, – сказал доктор Скотт. – Теперь, во всяком случае. «Марсианская пыль» была ничего себе, но устарела, устарела.

– Ты уж скажешь! – накинулся на него астрогатор Маккей. – Последние книжки – самые лучшие. Посерьезней и без ужасов.

Никто не ждал такого пыла от кроткого маленького шотландца. Но раньше чем кто-либо успел возразить, слово взял капитан Норден.

– Вот что, – сказал он, – тут не литературная дискуссия. Мистер Гибсон – знаменитый писатель, почетный гость, и мы его пригласили, чтоб он про нас написал. Дело не в рекламе – («Как можно!» – насмешливо вставил Бредли), – но, конечно, корпорация не желает, чтобы будущие пассажиры были… э-э… разочарованы. В конце концов, это действительно исторический рейс. Он заслуживает хорошей книги. Так что попытайтесь вести себя как следует. Ваша будущая слава, быть может, зависит от этих трех месяцев.

– Смахивает на шантаж, – сказал Бредли.

– Это уж как хочешь, – покладисто откликнулся Норден. – Конечно, я объясню Гибсону, что полный сервис будет у нас позже. Думаю, он поймет и не будет требовать завтрака в постель.

– А посуду мыть он будет? – практично спросил кто-то.

Раньше чем Норден справился с этой этической проблемой, на пульте зажужжало и послышался голос:

– Космическая станция-один вызывает «Арес». Ваш пассажир прибывает на борт.

– Мы готовы, – сказал Норден и повернулся к команде: – Увидит, бедняга, наши бритые макушки и подумает, что угодил в тюрьму. Пойди встреть его, Джимми.

Мартин Гибсон еще не совсем пришел в себя. В ракете, доставившей его на «Арес», невесомость не мучила его. Но то, что он увидел в рубке капитана Нордена, ему не понравилось. Даже в условиях невесомости приятнее притворяться, что где-то низ, а где-то верх. К несчастью, здесь думали иначе – двое членов команды висели наподобие сталактитов, а двое под странными углами торчали в воздухе; только капитан удовлетворял требованиям Гибсона. В довершение беды бритые головы придавали всем зловещий вид.

Воцарилось молчание. Команда рассматривала Гибсона. Все узнали его сразу – читатели привыкли к его лицу за два последних десятилетия. Сейчас ему шел пятый десяток. Он был невысокий, круглолицый, с резкими чертами лица; а когда он заговорил, оказалось, что у него глубокий, низкий голос.

– Это, – сказал капитан Норден, тыча рукой в потолок, – наш инженер, зовут его Хилтон. Это доктор Маккей, астрогатор – нет, не врач: доктор физики. А вот настоящий доктор, Скотт. Бредли, мой помощник по электронике. А Джимми Спенсер, который вас встретил, – наш сверхштатный. Думает стать капитаном, когда подрастет.

Гибсон не без удивления оглядел немногочисленную группу. Их было так мало – пятеро мужчин и юноша, почти мальчик. Вероятно, на его лице отразились эти мысли – капитан засмеялся:

– Немного нас, а? Не забывайте, что космолет почти полностью автоматизирован. Да и вообще в космосе никогда ничего не случается.

Гибсон внимательно оглядел тех, с кем ему предстояло жить бок о бок три месяца. Он не верил первому впечатлению, но всегда старался его запомнить; сейчас, увидев их впервые, он удивился – в них не было ничего особенного, если, конечно, не обращать внимания на позы и временное отсутствие волос. А ведь все они занимались делом, романтичнее которого не было на свете с тех пор, как последние ковбои сменили скакунов на вертолеты.

По сигналу, которого Гибсон не понял, члены команды один за другим выскользнули с волшебной легкостью в открытую дверь. Капитан Норден сел в кресло и предложил Гибсону сигарету; тот не сразу решился ее взять.

– Вы позволяете курить? – спросил он. – А как же кислород?

– Они бы взбунтовались, – рассмеялся Норден, – если б я не давал им курить три месяца. А кислорода на это уходит немного.

Гибсон подумал, что капитан Норден никак не укладывается в привычные литературные рамки. По лучшим – во всяком случае, по существующим – традициям капитан космолета – суровый старый волк, который полжизни провел в космосе и может с закрытыми глазами провести корабль через всю Солнечную систему. Когда он отдает приказ, команда вскакивает по стойке «смирно» (что нелегко в условиях невесомости), отдает честь и пулей несется выполнять задание. Но капитану «Ареса» не было сорока, и похож он был на преуспевающего чиновника. Дисциплины же Гибсон до сих пор не заметил. Позднее он обнаружил, что дисциплина на «Аресе» есть, только каждый сам отдает себе приказ.

– Значит, в космосе вы не были? – сказал Норден, пристально глядя на своего пассажира. – Что ж, вам удалось написать немало на основании… э-э… минимальных личных впечатлений.

Гибсон постарался беспечно рассмеяться.

– Да, – сказал он, – обычно считают, что писатели должны испытать все сами. В молодости я много читал о космических полетах и, как мог, старался передать местный колорит. Не забывайте, что последние пять лет я об этом почти не пишу. Странно, что мое имя связывают именно с космосом.