— Пойдем покурим, — обратилась она к Насте.

Просто потому, что та стояла ближе всех.

И Настя пропала. Она могла, как и все девушки, тут же взревновать, возненавидеть ее, найти у нее миллион несущественных недостатков, но Соня с этой челкой, прикрывающей один глаз, показалась ей тогда настоящей пираткой, маленькой разбойницей, девушкой без страха и упрека — а так оно и было, и Настя решила, что лучше уж дружить, чем давиться собственной завистью.

— И почему ты пошла в актрисы? — поинтересовалась Соня, угостив Настю сигаретой.

— Я хочу стать знаменитой, — призналась та.

— Ты уже знаменита! — расхохоталась Соня. — Может, свалим отсюда?

— Не-не-не… — испугалась Настя.

— Ладно, — кивнула Соня. — Будем поступать.

Соня жила у нее год. Тогда, перед экзаменами, Соня поругалась с любовником и возвращаться ей было некуда. Она говорила, что в Королеве у нее есть квартира и дом — но там мама, а мама все никак не могла справиться с потрясением от того, что дочь в пятнадцать лет уже встречалась с сорокалетним мужчиной.

О себе Соня почти не рассказывала — говорила, что это скучно, а когда Настя пускалась в откровения, даже и не пыталась сделать вид, что ей интересно.

Соня жила по одной ей ведомым правилам — в некоторых Настя не без труда разобралась: например, Соня носила только очень простые вещи, так как считала, что красивая женщина хороша сама по себе. Никаких блесток, стразов, вышивки. Еще она не любила сложные цвета — предпочитала белый, черный, красный и зеленый, но тут не было жестких рамок.

В «Щуку» Соня поступила — в отличие от других абитуриентов она не нервничала, все хорошо прочитала, но задержалась там только до первой сессии — сказала, что это нервная профессия, а нервничать ей нельзя — выпадают волосы и цвет лица блекнет.

К тому времени в Доме актера Соня познакомилась с маститым режиссером, который в пылу страсти дал ей роль второго плана, а уже эта роль вывела Соню на странного типа по имени Петя, которого Настя боялась так, как только в детстве можно испугаться школьной формы, что висит на ручке шкафа, приняв ее за оборотня или привидение.

Петя очень редко снимал черные очки — а когда он это сделал, Настя пожалела, что оказалась рядом, — это был самый настоящий Терминатор, убивающий взглядом. Он ездил на черном «Шевроле Корветт», который Соня у него потом выклянчила. Жил на Остоженке, но Соня отказалась к нему переезжать, и тогда он подарил ей квартиру на Тверской — очень странную, огромную квартиру в доме середины девятнадцатого века. Квартиру Соня не любила — купила туда кровать и жила в одной комнате.

Потом Петю, кажется, убили.

Он, конечно, был красив, как герой боевика конца восьмидесятых, — брюнет, брови вразлет, крепкие губы с жестким контуром, волевой подбородок, совершенные пропорции тела, но Насте казалось, что спать с ним — все равно, что мчаться на скорости двести км/час, зная, что тормоза не работают.

У Сони была тактика — она точно угадывала, с кем можно иметь дело. Ведь подошла же она именно к Насте — девочке с московской квартирой, которая жила без родителей. В этом смысле чутье у Сони было гениальное — она заносила нож именно в тот момент, когда жертва была морально готова к закланию.

До Сони Насте казалось, что жизнь — это вечный бег по кругу с препятствиями. Соня же не могла разглядеть препятствие, если бы то возникало прямо перед ней. Она не верила в препятствия.

И целый год, пока жила у подруги, Соня декламировала свой кодекс — пиратский, сомнений и быть не могло, однако была в ней такая отчаянная жажда приключений, что Настя не то чтобы ей поверила, просто Соня заразила ее этим странным вирусом — болезнью кочевой жизни. Настя переболела им в легкой форме, но ведь ко всему прочему Соня познакомила ее с Аликом — а это уже был знак судьбы.

— Покажи купальник, — потребовала Соня.

Они сидели в огромной комнате с лепниной, хрустальной люстрой «из дворца», полукруглыми окнами в стиле арт-деко на кровати королевского размера. Окна заклеены газетами — у Сони даже штор не имелось. Были только кровать и зеркало. Одежды у Сони, кстати, тоже почти не было — она покупала вещь, носила ее две недели, выбрасывала или отдавала подруге и покупала новую. Весь ее гардероб помещался в чемодане. Утюг она одалживала у соседей — и гладила на кровати.

— Сонь, как ты можешь тут жить? — растерялась Настя, когда попала сюда в первый раз.

— Чувствуешь? — возбудилась Соня. — Нехороший дом. По-моему, всех жильцов тут перерезали — если закрыть глаза, можно увидеть реки крови…

Настя уставилась на подругу:

— Каких жильцов?

— Дореволюционных, — пояснила Соня.

Настя задумалась. Ну, ладно, отвлечемся от квартиры. Но и в парадном тоже ведь неуютно. Мурашки по коже. В первый раз Насте показалось, что это от величественности архитектуры: заходишь — и с порога лестница метров десять высотой, прямая, широкая, темная. Но ощущения повторялись, и Настя была готова поверить в кровавую резню — тем более дом стоит в самом начале Тверской, чуть ли не на Красной площади.

Хотя, конечно, Соня тогда удивила ее склонностью к мистике — она читала все гороскопы, ездила к какой-то бабке в Немчиновку, гадала на картах таро, но, самое главное, — с изумительным актерским мастерством рассказывала страшные истории. Выходило так жутко — особенно в этой пустой громадной квартире, что Настя уже через полчаса пищала и умоляла ее замолчать, но Соня лишь нашептывала: «…И когда они вошли в комнату, ребенок не дышал. Побежали к соседям — и видят, солдатка стоит у околицы, а рука-то у нее перевязана!»

Настя, хоть и тряслась со страху, обожала эти деревенские страшилки — про тихую заводь, в которой русалки распускали косы, чтобы поймать ночных странников, про домового, который по ночам являлся молодой жене старого помещика и кружил ту на руках, про лешего, водившего путников по кругу, про хохотушку-вдовушку, по ночам превращавшуюся в волчицу…

Так что версия про души умерших, что обитают в доме и не дают спокойно жить, про реки крови, что можно увидеть в полнолуние, и про странные скрипы и стоны по ночам пришлась ей по вкусу.

— Купальник? — переспросила Настя.

— Купальник, — кивнула Соня.

Настя пожала плечами и вытащила из соломенной сумки купальник — черный, в ромашках, с большими трусами.

Соня смотрела на купальник так, словно на нем была метка «Радиоактивно».

— Я тебя никуда не пущу в ЭТОМ, — заявила она.

— Соня, а не ну бы тебя на фиг? — обиделась Настя.

— Понимаешь… — Соня поднялась с кровати и встала напротив. — В таком, извините, костюме за тебя в базарный день и трешку не дадут.

— Сонь, ну, ты что, собралась мной торговать?

— Я хотела сказать, что это… — Соня кивком головы указала на лифчик с трусами, которые, казалось, съежились под ее взглядом. — Оскорбление для любой женщины.