– Ну! – ехидно ухмыльнулась Манька. – Тебе грех жаловаться, твой подвиг вряд ли кто переплюнет, ты, вон, морду набил… Абсолютному Богу.

– Думаешь, сознание вампира по-другому устроено? – Дьявол скрыл улыбку. – Ради любви приносят вампиры себя в жертву… Точнее, душу, играя на опережение. Тут, главное, успеть, а то не ровен час, душа сама кровушкой лицо умоет, и прощайте поклонники и фанаты – хуже, свой интеллект! Ну, если быть точнее, когда люди могилу себе копали, думали именно в этом направлении, чтобы избавиться от ближнего и весь мир к ногам положить. Ради любви, да такой, чтобы уши слышали, глаза зрили и дотянуться мог, и не кончалась бы. А иначе, ради чего себя хоронить? Кто-то и волком-одиночкой, конечно, готов по жизни скакать, но это по глупости, в порыве, так сказать. Знания есть, а счастья нет – и попер против белого света. Собрал дружков и повеселился. Но душу такой ерундой не убьешь. Ближнюю в земле не подменили, хотя проблемы будут. Она не всегда понимает, почему ее на богатеньких мачо тянет, и рано или поздно разочаруется, а с разочарованием происходит развенчание Царя. Основная цель ритуала – сделать проклятого отшельником, никому не нужным и опасным убожеством, показать разницу между проклятым и собой – с величественной красотой духа, с нерушимым союзом, щедрого, сострадающего миру, и проводить этот ритуал он может только в присутствии тех, кому доверяет.

– А нельзя просто по-человечески?

– По-человечески любовь может закончиться в любой момент. Вечером еще влюбленные спать легли, а утром – ни в одном глазу. К чему такие неожиданности?

– Мало их любят? – с досадой бросила Манька.

– Ой, как мало! – криво ухмыльнулся Дьявол. – Любят образ, а образ они сами нарисовали. А ну как не совпадет с тем, что увидишь? И полетит к вампиру весточка: «Ах, как пал ты низехонько…» А если у земли сомнение появилось, она молиться за недостойный объект не будет. Это, кстати, главная причина, почему проклятого стараются отправить на тот свет и лицо не кажут. А ты вроде далеко, а Величества высоко – вот и зажилась на белом свете.

– Так надо увидеть и все! – обрадовалась она.

– А как ты собираешься подобраться к Благодетельнице? – прищурился Дьявол. – Проклятые, которых ты из избы вытаскивала, тоже так думали: найдем, покрасуемся, глядишь, влюбим – и потекут молочные реки…

– Но ведь можно проникнуть во дворец, – воодушевилась Манька.

Дьявол взглянул на нее с сочувствием, как на блаженную.

– Милая, сначала рожу и кожу с себя сними, а потом землю носом тычь, на, мол, посмотри, кому поклонилась…

Манька озадачено помолчала. Лицо ее испытало на себе новую кривизну, и спину прихватило, будто рукой прижали. Она уже третий день вставала не с той ноги: то за камень носком ударится, то ковш уронит, то вдруг болезнь накатит, хотя раны все давно зажили. Она даже в избах наличие чертей проверила, уж не пропустила ли одного.

– Мочи нет терпеть, застудила, наверное, – она поморщилась, потерев спину, раздумывая над словами Дьявола. Выходит, не зря Благодетельница ее боялась.

– Железо наденешь, пройдет, – ядовито ответил Дьявол, и осуждающе покачал головой. – Это люди на виду – и боль, и страх, и надежда, а вампир себя как угодно покажет – хоть тайно, хоть явно.

– А если сказать, что я секрет их знаю? Я же их чувствую, значит, и у них должно что-то мозгах зудеть. Должно же мое мнение о них на той стороне проявиться? Ты говорил, люди видят то, что ближний о человеке думает.

– Мы ей про Фому, она про Ерему, – Борзеевич, наконец, обнаружил дно в тарелке. Постучал себя ложкой по лбу. – Ну, проникнешь, ну, посмотришь, а где несоответствие? Ты – убогое существо, а она – мудрейшая царствующая особа, красота неописуемая – над ее красотой лучшие мастера трудятся, и вся из себя Благодетельница.

Манька обиделась: получалось, не настолько Борзеевич ее ценил, если тоже восхищался Благодетельницей и верил в нее.

– Нет, Маня, тебя там нет, – с довольной миной открыл Дьявол еще один секрет. – А здесь ближнего. Тот, кого ты иногда чувствуешь – обман, подмена, а приходит к тебе, когда с той стороны к Его Величеству подошел. А Помазанница в одном случае тобой была, а во втором – твоей распорядительницей, поэтому ты ее чувствуешь, видишь, а избавиться не получается. Она и там, и тут – в обоих землях, а ты только здесь. Состояние твое – любимая невеста на вампирской свадебке, заступница вампира и любящая жена, а в мыслях – лицо подневольное. А на стороне ближнего он все правильно чувствует, там он с женой клятвами обменивается, духом соединяется, а сам – непримиримый хулитель, обличитель и ненавистник бомжей, потому что на твоей стороне он таким и был, и на личико твое в черном чулке вряд ли внимание обратил, не до того ему было.

– Сначала обман найди, вот тогда и себя можно показать, – посоветовал Борзеевич. – Да захочешь ли? Может, не понадобится, земля-то у вас круглая! – он придвинул к себе крынки с красной и черной икрой.

– Правильно Борзеевич говорит, – поддержал старика Дьявол. – Ты с чем зачем, и они тем же местом, только силы неравные. История давно доказала: вампиры ни угнетателей в живых не оставляют, ни способы, которым их можно угнетать. Дезинфицируют заразу под чистую, выжигая каленым железом.

– Значит, способа извратить вашу любимую Помазанницу нет?

– Эх, ей бы на нутро свое посмотреть, – Борзеевич заискивающе взглянул на Дьявола. – Помню, были времена, когда герои ходили за три девять земель, в царство Кощеево пекельное, откуда стартуют в разные места. Не понимает она, как земля устроена – интеллекта не хватает. Посмотрит на грифонов и василисков – сразу суть откроется.

Дьявол задумчиво похрустел костяшками пальцев.

– Нетрадиционный способ… Да только дорога туда, может статься, в один конец… – с сомнением согласился он. – Вот, вроде должна была поумнеть, когда с чертями и покойниками возилась, но нет, заклятия вампиров оказались сильнее объективной реальности… Эх, Манька, Манька, придут вампиры – ты ж всех сдашь под чистую. И зачем тебе жить с таким грузом?

Манька прищурилась, с подозрением глядя на обоих.

– Что опять за тайна великая. Или клещами вытягивать?

– Вампиры для тебя – люди, хоть внутри, хоть снаружи, а земля твоими глазами смотрит. А они не люди. Умом надо до вампира дорасти.

– Куда расти? Я этого бреда по гроб жизни насмотрелась, – фыркнула она.

– Это ты по покойникам судишь? – покривился в усмешке Дьявол. – Так это для проклятой головушки назидание, а свое они при себе держат. Твоя земля в любви, а где она – любовь? Обнимает тебя? Земля вампира под проклятием, а где оно – проклятие? Поднимается на вампира? Если бы он увидел то, что ты видела, с катушек бы слетел, но не слетают, наоборот, умнее становятся.

– Понятно, – протянула Манька расстроено. – Себя надо любить… Так я люблю, пока о себе думаю, а как делом занялась, снова Благодетели на голову выше.

– Ничего тебе не понятно, – уличил Дьявол ее во лжи. – Пока под проклятиями ходишь, любить себя и бесполезно, и опасно. Люди только злее становятся. У древнего вампира на каждое твое мнение о себе – плеть и свое слово. А больная – много ли налюбишь? А посмотрела бы на землю, было бы проще ее образумить. Первым делом, стражей надо выставить, чтобы молиться за Царя и Царицу стало некому. Но если земля не покажет, ты их днем с огнем не сыщешь, они для нее – заступники, а ты враг. Ты, вон, чувствуешь присутствие Идеальной Женщины, а где остальные? Люди видят землю вампира, а своя земля – сам человек. Как же на себя полюбуешься, если спишь, ешь и тем же местом думаешь? На душу тебе надо посмотреть, в чистом виде, когда она – как матричная память.