бодро допрыгал на одной ноге и при помощи одного костыля до своей кровати, и начал подробно выкладывать всё своё медицинское досье за истекший период, подробно останавливаясь при этом на мельчайших деталях своих раскрошенных костей и чуть не вылетевшего из черепа мозгового вещества, но что самое интересное, сопровождал он весь этот рассказ чуть ли не истерическим смехом, заряжая и нас такой истерией, что наша студенческая общага тряслась ещё три дня после нашего хохота и чуть не развалилась на мельчайшие обломки, но в последнюю минуту пожалела нас, несчастных студентов и так уже измученных теоремой Коши и историческим материализмом. Я никогда и никого больше не встречал в жизни, чтобы о трагическом мог бы рассказать так, просто умереть можно от смеха. Талант, просто гений рассказа наш Борик. Но и это, друг мой, не самое интересное в нашем Борике Бешенном. Мы больше всего удивились тому, как он, практически не посещая всё полугодие лекции, не ведя никаких конспектов, стартовав только с середины сессии, успешно сдал все экзамены и закончил эпопею вместе с нами. Ну, талантище, – и всего-то!

Нет, конечно, тут мы, его одногруппники, помогали ему, – делились конспектами, подсказывали инвалиду, жертве своего темперамента, в конце концов мы же его усыновили всей комнатой, когда ему, как члену вполне обеспеченной семьи, не дали право поселиться на двух квадратных метрах площади студенческого общежития, приютили, разместив на раскладушке, – в тесноте, да не в обиде, но все же мы были удивлены его способностями выходить из кризиса в такой короткий срок.

Тем временем студенческая жизнь шла своим чередом и незаметно даже для себя мы оказались под всё активнее греющими лучами солнца весны. Борик наш по-прежнему плёлся на лекции, всё также хромая на левую ногу, а иногда даже успевал на первую пару, где он в последних рядах аудитории успешно продолжал спать с открытыми глазами; так же мощно и с усердием храпел в общаге по ночам, к чему мы уже, – удивительное дело! – привыкли и только посмеивались, безразлично шутя про колхозный трактор и продолжающуюся посевную компанию в одной отдельно взятой комнате студенческого общежития. Посещал Борик больницу регулярно, соблюдал все рекомендации врачей, также был заряжен неудержимым оптимизмом и даже засобирался поехать с нами в студенческий стройотряд летом, куда мы уже вели набор центурионов, но случилось…

Я думаю, нет, я даже уверен, дорогой мой читатель, что вы не поверите в это, но это случилось… Борику опять сломали руку. Да, да! Именно ту, правую руку, которая почти полгода была закована в гипсовую тюрьму: рентген опять показал, что не туда завернули обиженные куски кости и плевать они хотели на надежды и чаяние эскулапов. Глубоко вздохнули хозяева скальпеля и опять пригласили в помощь скромного обладателя могучих плеч, после чего Борика выгнали из больницы, замазав его истерзанную правую руку в свежий раствор гипса и даже не предложив переночевать или попить чайку.

Мы уже не смеялись. У нас закончился смех на эту рекламную пиар-акцию, на сабантуй. Нам стало досадно, что летом не будет с нами Борика, к казусам которого мы уже привыкли и полюбили его несмотря на его ночные издевательства над нашими ушами посредством оглушительного храпа, к которому, впрочем, мы тоже привыкли. Сам же Борик совершенно не унывал и уже назавтра договорился в деканате, что он практику пройдет в институтском гараже; уж больно он любил возиться с техникой, – хлебом не корми, а дай только копаться в моторе и в мазуте пачкаться. Об этой страсти его я ещё расскажу позже, а пока я хочу вам поведать ещё об одном эпизоде из богатой, насыщенной невероятными событиями жизни нашего друга Борика.

На следующий год Борик всё же попал в стройотряд и, скажу вам, тоже проявил себя с совершенно неожиданной стороны.

Мурманская область. Строительство атомной электростанции. Рядом со станцией возводится городок Полярные Зори для работников атомной. Мы, студенты, прокладываем в городке бетонные тротуары по северным технологиям. Двор рабочего общежития. Привозят бетон, раскидываем, уплотняем виброрейкой. Шумит последняя, как последняя сволочь. Народ выглядывает в окно, возмущается, матерится безбожно, требует прекратить шум в выходной день. Но мы-то не можем, мы работаем и в выходные, работаем с бетоном, а он, зараза, станет очень быстро. Выходит из общаги один полупьяный, весь в наколках и вставными желтыми зубами, измученный похмельем гражданин, разбивает бутылку об стенку, держа её за горло и с этим лепестком в руках прёт на нас, извергая сквозь редкие зубы густой блатной жаргон и обещая в сию же секунду отправить нас в загробный мир. Но мы не готовы ещё в загробный мир, потому что у нас тут план горит перед днём строителя. Борик, который тоже пока не торопится туда, а торопится как раз выполнить план с лопатой в руках, пытается его утихомирить, но видя перед собой озверевшее существо, делает легкое и нежное движение в сторону руки со стеклянным лепестком. Дикий крик, разлетевшиеся осколки стекла, переломанная рука, кровь, милиция, протокол, больница, пятнадцать суток хозяину сломанной руки, благодарность Борику и выполненный план.

Долго мы ещё вспоминали героический поступок Борика, спасший нам жизнь и его невозмутимый с улыбкой рассказ об этом, а мы ещё и приукрашивали событие, добавляя от себя подробности, на которые способна была наша фантазия, в результате чего вместо одного хулигана получилось два, три, а потом и вовсе целая толпа, что придавало нашему рассказу большую значимость и беспримерный героизм. Продолжали рассказывать об этом и в поезде, когда, заработав кучу денег, ехали уже домой, в Минск в поезде, где случилась ещё одна забавная история. Немного выпили и Борик наш забрался на верхнюю полку, закурил и, как ему и положено было, сразу уснул с сигаретой в руках, да так, что сигарета между пальцами в согнутой руке касалась грудной клетки и он только на следующий день обнаружил у себя на груди глубокий ожёг длиной в спичечный коробок, шириной чуть меньше, но тоже впечатляюще. Рука вместе с сигаретой качалась, обжигала тело, а он, – хоть бы хны! – спал и даже не сразу почуял ожег, а обнаружил только на следующий день. Такой вот у нас был Борик Бешенный, таким он и остался на всю свою взрослую, а теперь уже и старческую жизнь.

Из нашей студенческой жизни, конечно, можно много интересного рассказать, но это может занять много страниц, и чтобы не надоедать читателю, я стараюсь описать только такие эпизоды из жизни моего друга «бедного Борика», про которых лично в