С отвращением Неле снова взяла лезвие в руку и провела пульсирующим указательным пальцем по буквам.

«Твоя кровь убивает!»

Неосознанно и механически Неле шевелила губами, как школьник, который учится читать.

Моя кровь убивает?

Она закричала.

Не от осознания, что Давид, видимо, как-то проник в квартиру.

А потому, что в ней что-то оборвалось.

Она почувствовала сильную резкую боль, как будто ее ужалил скорпион. В самое чувствительное место. Ощущение, словно кто-то голыми руками разрывает тонкую нежную кожу.

Короткая интенсивная боль прекратилась, и стало мокро.

Потом пришел страх.

Он разрастался, как и пятно у нее между ног. Темное покрывало становилось еще темнее и… это не прекращалось.

Первая ее мысль, которую Неле повторяла снова и снова.

Это не прекращается.

Плодный пузырь лопнул, и отходят воды.

Вторая мысль была еще хуже, потому что она была оправданна.

Слишком рано.

Ребенок появится слишком рано!

Он выживет? Он сможет такое пережить?

Лезвие было забыто и не играло больше никакой роли. В панике Неле могла сформулировать только одну единственную мысль:

Но ведь врач уже несколько недель назад сказал, что с этого момента мой ребенок жизнеспособен, разве нет?

Согласно расчетам, малыш должен появиться на свет лишь через четырнадцать дней.

При кесаревом сечении риск заражения ребенка значительно ниже, поэтому ради безопасности дату операции передвинули вперед. Чтобы избежать именно того, что сейчас происходило: начала естественных родов.

Можно ли вообще оперировать после того, как лопнул пузырь с околоплодными водами?

Неле этого не знала. Она лишь горячо надеялась, что ее кроха (так она называла существо внутри себя) появится на свет здоровым.

Проклятье, когда придет такси?

Еще восемь минут.

И они ей понадобятся.

Неле встала, и ей показалось, что воды вытекли окончательно.

Это навредит ребенку? Перед глазами мелькнула жуткая картинка: малыш в ее утробе тщетно хватает ртом воздух, как рыба, выброшенная на сушу.

Она доковыляла до двери и схватила приготовленную для больницы сумку.

Сменное нижнее белье, широкие штаны, ночные рубашки, чулки, зубная щетка и косметика. И конечно, пакет с антивирусными средствами. Она упаковала даже подгузники первого размера, хотя они наверняка были в клинике.

Но Юлиана, ее акушерка, сказала, что невозможно быть слишком хорошо подготовленной, потому что все всегда идет не так, как предполагаешь. Что сейчас и происходило.

О боже.

Страх.

Она распахнула дверь.

Еще никогда Неле не испытывала такого страха за кого-то другого. И еще никогда не чувствовала себя такой одинокой.

Без отца ребенка. Без лучшей подруги, которая уехала в турне по Финляндии с музыкальной группой.

На лестничной клетке она ненадолго остановилась.

Может, стоит переодеться? Мокрые спортивные штаны напоминали холодную тряпку между ног. Нужно было посмотреть, какого цвета околоплодные воды. Если зеленого – ей нельзя даже двигаться, или это если желтого?

Но если это был неправильный цвет, а она уже пошевелилась, то не надо делать еще хуже и возвращаться, чтобы надеть что-нибудь сухое. Или все-таки вернуться?

Неле захлопнула дверь. Спускаясь по лестнице, она крепко держалась за перила и радовалась, что в такую рань ей никто не встретился.

Она стыдилась, хотя и не знала чего, потому что рождение ребенка, вообще-то, естественная вещь. Но, судя по личному опыту, очень немногие хотели быть непосредственно вовлечены в этот процесс. И у нее не было желания слушать лицемерные или смущенные предложения помощи от соседей, с которыми она в обычной жизни едва обменивалась парой слов.

Спустившись, она отперла входную дверь и вышла на осенний воздух, пахнувший листвой и землей. Видимо, только что закончился дождь.

Асфальт широкой Ханзаштрассе блестел в ярком свете уличных фонарей. Перед бордюром собралась лужа, и в ней – слава богу – уже ждало такси. За четыре минуты до назначенного времени. Но ни секундой раньше, чем было нужно. Как раз вовремя.

Водитель, который, прислонясь к своему «мерседесу», читал книгу, положил толстый том через опущенное стекло на пассажирское сиденье и провел ладонью по темным волосам до плеч. Затем поспешил к Неле, когда заметил, что с ее шаркающей походкой что-то не так. Наверное, он подумал, что она ранена или что сумка слишком тяжелая, раз Неле шла, немного согнувшись вперед. А может, просто был вежливым.

– Доброе утро, – кратко поприветствовал он и взял у нее сумку.

– В аэропорт?

Таксист говорил с легким берлинским акцентом, и его дыхание пахло кофе. Джемпер с V-образным вырезом был велик ему на один размер, как и вельветовые брюки, которые при каждом шаге грозили сползти с его узких бедер. Наполовину открытые сандалии «Биркеншток» и очки а-ля Стив Джобс завершали стереотипный образ студента-социолога, подрабатывающего в такси.

– Нет. В Вирхов. Веддинг.

Он понимающе улыбнулся, когда его взгляд скользнул по ее животу.

– Все ясно. Без проблем.

Он придержал ей дверцу машины. Если и заметил ее промокшие штаны, то оказался слишком вежливым, чтобы что-то сказать. Вероятно, во время своих ночных туров он видел более омерзительные вещи и поэтому обтянул задние сиденья в машине пластиковыми чехлами.

– Тогда поехали.

Неле села в автомобиль с чувством беспокойства, что забыла что-то важное, хотя обеими руками сжимала больничную сумку, в которой, помимо всего прочего, лежали ее сотовый, зарядное устройство и кошелек.

Мой отец!

Пока машина трогалась с места, Неле прикинула в уме разницу во времени и решила отправить эсэмэску. Не то чтобы она боялась позвонить своему отцу в Буэнос-Айрес в это время. Просто не хотела, чтобы он уловил тревогу в ее голосе.

Неле задумалась, писать ли о разрыве плодного пузыря, но зачем без необходимости волновать отца? К тому же его это не касалось. Он был ее отцом, а не доверенным лицом. Она хотела, чтобы он был рядом, не по эмоциональным, а по чисто практическим причинам.

Он бросил маму. И теперь должен был загладить свою вину и помочь Неле с крохой – даже если его отцовская поддержка будет ограничиваться исполнением поручений, покупками и финансовой помощью. Ребенка она ему точно не доверит. Она даже не хотела видеть его до родов и просила прилететь самое раннее в день операции.