– «Немного» – это когда вы пересекли континент с востока на запад и встретили Рождество, отстреливаясь в Андах от враждебно настроенных индейцев? А когда такая спокойная и размеренная жизнь вам наскучила – отметились на фронтах какой-то мелкой местной заварушки?

– Если вам угодно назвать «мелкой заварушкой» жуткую резню, которую уругвайские мясники учинили в Парагвае вместе со своими союзниками из Бразилии и Аргентины – то да, сподобился, побывал. И желал бы поскорее забыть о том, чему стал там свидетелем. Три тысячи детских трупов на поле сражения при Акоста-Нью до сих пор видятся мне в ночных кошмарах.

– Ну-ну, друг мой! – моряк примирительно поднял перед собой ладони. – Не стоит принимать это так близко к сердцу. Туземцы, если, конечно, оставить их без присмотра, режут друг друга, предаваясь этому занятию с энтузиазмом, достойным лучшего применения. Зато во время своих латиноамериканских странствий вы перевели на английский местные сказания аборигенов, а заодно и бессмертные поэмы великого Камоэнса. Надеюсь, вы владеете испанским не хуже, чем португальским?

Вопрос был праздным. Обоим было отлично известно, что смуглолицый, будучи чрезвычайно одарённым лингвистом, более-менее уверенно владел несколькими десятками языков и наречий, включая арабский, суахили и язык индейского племени тупи-тупи.

– Так вот, дружище, это задание – ваш шанс реабилитироваться в глазах Первого Лорда Адмиралтейства, а то и самого премьер-министра. Они, знаете ли, косо смотрят на вас после провала в Порт-Саиде. И тогда… – моряк сделал многозначительную паузу, – …и тогда, надеюсь, я смогу назвать вас сэром Ричардом Фрэнсисом Бёртоном. Ведь деяние такой важности достойно ордена Святого Михаила из рук Её Величества!

Май 1879 г.

Северное море, траверс маяка Весткапелле.

Песенка доносилась из распахнутого по случаю солнечной погоды иллюминатора. Барон Греве потянулся, с удовольствием, хрустнув суставами, закинул руки на белоснежную, отделанную кружевами, подушку и покосился вправо. Прелестная головка Камиллы покоилась рядом – каштановые кудри рассыпаны по простыне, розовое ушко выглядывает из-под спутанных кудрей, так и манит… Свежеиспечённая баронесса отдыхала после бурной, полной амурных утех, ночи.

Вот и пусть себе отдыхает. «Луиза-Мария» возвращается в Остенде после короткого рейса к берегам Дании, предпринятого ради пробы машин, прошедших после недавнего драматического плавания в Индийский океан полную переборку и частичную модернизацию. И у законного владельца пароходной компании (неважно, что она досталась ему в качестве приданого супруги), конечно, полно дел. Покойный первый муж Камиллы, прежний владелец парохода, и сам был когда-то капитаном – только не в военном флоте, а в торговом. Так что команду не удивит, что и новый хозяин не гнушается спускаться в кочегарки, часами пропадает в машинном отделении, забирается в угольные ямы, а в промежутках между этими занятиями – подолгу стоит на мостике рядом с шкипером, достопочтенным мсье Девиллем.

И уж конечно, все помнят, как новый владелец «Луизы-Марии» впервые появился на борту. Случилось это посреди Индийского океана, когда русский клипер «Крейсер» остановил пароход, идущий в Карачи с трюмами, полными ящиками с винтовками, патронами и прочей воинской амуницией. Этот груз, безусловно, попадал под определение военной контрабанды – Россия на тот момент уже несколько месяцев находилась в состоянии войны с Британской Империей, – так что судно ждала незавидная участь. Но командир русского клипера пожалел «Луизу-Марию» – рука не поднялась топить белоснежную красавицу. С элегантными, почти гоночными обводами, сильно наклонёнными к корме мачтами, она больше походила на частную яхту, нежели на грузовой пароход, и только широкие люки трюмов да грузовые тали, свисающие с нижних реев, выдавали её коммерческое назначение. «Мой покойный супруг, – рассказывала мадам Камилла русскому мичману, поставленному во главе призовой команды, – строил «Луизу-Марию» как особое судно. Он заявил, что на её борту никогда не будет кирпича, цемента, угля, железнодорожных шпал и рельсов, бочек с машинным маслом, деталей машин – всех этих необходимых, но унылых атрибутов цивилизации. И действительно, трюмы «Луизы-Марии» обычно наполняли особые грузы: ценные сорта дерева, хлопок, фрукты, пряности, ткани. И только в одном-единственном рейсе в них загрузили оружие и амуницию, предназначенные для британской армии – и надо же было именно тогда напороться на русских!

Итак, «Луизу-Марию» было решено не топить. «Приз» под командой барона Карла Греве (очаровательная «пленница» к тому моменту уже успела вскружить мичману голову) сопровождал «Крейсер» в головокружительном рейде к берегам Индии, где русские моряки высадили на берег мятежников-сипаев, освобождённых ранее из каторжной тюрьмы на Андаманских островах и вооружённых винтовками, взятыми из трюмов трофея Так что, оружие всё же попало в Индию – правда, совсем не к тому, кто был указан в коносаменте[1]…

После этого, к удивлению шкипера, мсье Девилля русские отпустили «Луизу-Марию». Но это не обрадовало владелицу парохода: мадам Камилла заперлась в своей роскошной каюте, а в те редкие моменты, когда она появлялась на палубе в сопровождении Лиззи, своей горничной-мулатки, глаза её предательски блестели. А когда по телеграфному проводу в Аден, куда «Луиза-Мария» зашла для мелкого ремонта, пришло известие о гибели русского клипера в схватке с британской эскадрой у берегов Занзибара, женщина три дня подряд не показывалась из каюты.

К счастью, новая телеграмма развеяла её горе. Барон Греве оказался жив. В бою он потерял кисть левой руки, но это не слишком сильно огорчило мадам Камиллу – она сразу сообразила, что полученное увечье вынудит барона выйти в отставку, а значит, можно будет захомутать его всерьёз и надолго. Морской офицер, немец по происхождению – ну хорошо, остзейский немец, кого в Европе интересуют подобные тонкости? Отличившийся в боях, отмеченный наградами (после заключения мира на моряков пролился дождь из крестов и орденов разных стран), барон со своей длинной родословной, восходящей от рыцарей Тевтонского Ордена – чем не партия для очаровательной вдовы, да ещё и владелицы солидной пароходной компании?

Свадьба состоялась в начале мая, после чего молодожёны поднялись на борт «Луизы-Марии» и пароход вышел в море. В светских гостиных Брюсселя повздыхали, посетовали на неугомонную натуру мадам Камиллы – и единодушно заключили, что супруги вполне стоят друг друга.

Женщина вздохнула и перевернулась на спину. При этом шёлковая простыня сползла, открыв нескромному взору супруга восхитительную грудь, просвечивающую сквозь легчайший шёлк пеньюара. Барон судорожно сглотнул – на миг мелькнула мысль плюнуть на назначенную на утро инспекцию рулевых механизмов и задержаться ещё на пару часиков на супружеское ложе. Камилла любит предаваться любовным утехам именно по утрам, когда её тело ещё теплое ото сна, нежно-расслабленное, податливое…