И конечно, к тому времени, когда они вышли в холодную октябрьскую ночь, вереница такси, выстроившихся у тротуара в ожидании расходящейся после спектакля толпы, уже исчезла.

— Проклятье, — тихо пробормотал Роджер, оглядывая Бродвей.

Но Великий белый путь был сегодня тих, во всяком случае, на этом отрезке. Университет своим строительством блокировал изрядную часть проспекта за Сто двадцать второй улицей, а у Сто третьей разразился очередной приступ городской строительной мании, перекрыв там почти всю проезжую часть. Таксисты, у которых и так хватало проблем с обычными манхэттенскими пробками; уже привыкли объезжать этот район.

Конечно, всегда можно дойти до Амстердам-стрит и поймать машину там. Но за Сто десятой улицей Амстердам становилась односторонней, из-за чего таксисту придется ехать дальше на восток до Колумбус-Серкл, которая сейчас приняла на себя большую часть бродвейского движения в дополнение к собственному. Вряд ли они доберутся домой быстрее, чем просто пройдя двадцать кварталов пешком, не говоря уже о расходах. Конечно, всегда есть метро, но Кэролайн панически боялась даже соваться туда после наступления темноты.

Но пойти пешком — значит уступить.

— Можно пройтись, — робко подала голос Кэролайн, вступая на тонкий лед переговоров.

— Можно, — откликнулся Роджер, чувствуя напряженность в собственном голосе.

Как раз об этом и вышел спор перед походом в театр: короткая перепалка по поводу утренней зарядки, любимой сейчас темы Кэролайн — как им обоим нужно больше физической нагрузки.

А уж если Кэролайн запала в голову какая-то идея, выбить ее оттуда невозможно. Троекратное «ура» упрямцам, четырехкратное, если их дело правое, полный вперед и плевать на торпеды.

Он хмуро взглянул на нее, вдруг охваченный подозрением. Может, она нарочно уронила кольцо, разыграв всю эту сцену для того, чтобы пойти пешком, как ей хотелось?

Какое-то время он раздумывал, стоит ли настоять на своем и либо дойти до Амстердам-стрит, либо вызвать такси прямо сюда по мобильному и ждать, пока оно не приедет. Но ветер крепчал, и стоять тут, замерзая, было бы определенно пирровой победой. Уж лучше поскорее добраться домой, даже если это уступка.

Кроме того, наверное, она права. Наверное, им обоим действительно нужно больше двигаться.

— В самом деле, почему нет, — сказал Роджер, поворачивая на юг по Бродвею. — Если только ты не замерзнешь.

— Да нет, нормально, — уверила Кэролайн. Неожиданная капитуляция, должно быть, застала ее врасплох, поскольку ей пришлось ускорить шаг, чтобы догнать его.

— Хороший вечер для прогулки.

— Полагаю, да, — ответил Роджер.

Кэролайн промолчала, даже не заикнувшись об упражнениях. По крайней мере, она будет великодушным победителем.

Движение машин по Бродвею, как он уже заметил, было сегодня скудным. Чего он не ожидал, так это того, что и пешеходное движение окажется таким же скромным. Как только они вышли с территории, прилегающей непосредственно к Колумбийскому университету, то оказались на тротуаре буквально в одиночестве. Одни только стройки не могли служить тому объяснением; должно быть, шел футбольный матч или что-то еще. А возможно, еще не закончился бейсбольный сезон. Роджер не очень разбирался в таких вещах.

Хотя, может быть, непогода разогнала всех по домам. Пока они были в театре, ветер усилился, резкий северный ветер, предвестник холодной зимы.

Кэролайн, очевидно, думала о том же.

— Нам надо будет перенести деревья в дом до наступления холодов, — сказала она, когда они торопливо переходили Сто четвертую улицу, видя, что вот-вот зажжется красный свет. — В прошлом году мы затянули, и весной они плохо росли.

— Что означает «до холодов»? — спросил Роджер, радуясь, что можно поговорить о чем-то, кроме гимнастики и пьесы.

— Ясно, что до морозов, — ответила Кэролайн.

— Ладно, — сказал Роджер.

Хотя о прошлогодних проблемах с деревьями у него остались весьма смутные воспоминания. Два апельсиновых деревца, как и остальные домашние джунгли, были на попечении Кэролайн.

— Ты снова хочешь поставить их в спальне?

— Хотела бы, — сказала Кэролайн. — Понимаю, тебе не нравится, что они мешают выходу на балкон, но иначе они будут мешать выходу из гостиной, а мы все же ходим там чаще, чем на…

— Тсс, — перебил Роджер, оглядываясь по сторонам. — Ты слышала?

— Что слышала? — спросила Кэролайн.

— Похоже на кашель, — нахмурился Роджер. Помимо еще двух парочек, идущих впереди на расстоянии квартала, вокруг не было ни души. — Такой мокрый кашель, когда жидкость в легких.

— Ненавижу этот звук, — поежилась Кэролайн.

— Да, но откуда он? — настаивал Роджер, продолжая оглядываться.

Ни один магазин рядом не работал, переулки отсутствовали, а ближайшие дверные проемы были слишком хорошо освещены фонарями, чтобы там мог кто-нибудь спрятаться. Все окна над ними также были закрыты.

— Я никого не вижу, — сказала Кэролайн. — Наверное, тебе почудилось.

«Ничего мне не почудилось», — недовольно подумал Роджер. Но с тем, что вокруг не было ни души, спорить не приходилось.

— Возможно. — Он взял ее за руку и снова двинулся вперед, но по затылку у него пробежал холодок, и явно не от ветра. — Ладно, пойдем.

Вот они миновали развороченную мостовую и мигающие желтые огни у Сто третьей улицы, приближаясь к Сто второй. Впереди слева показался театр, в который они иногда ходили с Кэролайн; маркиза над входом поднята, окна темны. Или теперь по средам он закрывается раньше?

— Роджер, что такое с фонарями? — тихо спросила Кэролайн.

Он нахмурился. Разглядывая театр, он даже не заметил, что освещение вокруг как-то странно померкло. Уличные фонари стали похожи на ночники, они едва излучали свет, да и то будто через силу. Фары проходящих машин светили необычно ярко, в дверных проемах залегли глубокие тени. Впереди, насколько был виден Бродвей, все фонари горели так же тускло.

Он оглянулся через плечо. Позади фонари тоже притухли, но только на один квартал. Дальше, за Сто третьей улицей, они сияли как обычно.

Наверное, это как-то связано с дорожными работами, точно. Где-то на разрытой улице повредили кабель. Но почему он никого не заметил, пока они шли? Почему фонари не погасли совсем, а только как-то странно притухли?

И почему именно сейчас, когда они здесь идут с Кэролайн?

Кэролайн умолкла, сильнее сжав его руку. Стиснув зубы, Роджер продолжал идти вперед, стараясь держаться подальше от темных дверных проемов. Осталось всего шесть кварталов, твердо напомнил он себе. Не страшнее, чем ночная прогулка через лес, к тому же с тем преимуществом, что не споткнешься о сук.

— Так что ты думаешь о пьесе? — спросил он. Кэролайн понадобилась минута, чтобы обдумать ответ.