Время изменило свой бег, растягиваясь и принимая причудливые формы.

Скоро Нелю стало казаться, что его волокут уже несколько часов, что вот-вот, и коридор выведет их на поверхность, где-нибудь за пределами города.

И почему-то ему дико захотелось за город.

Перед глазами вдруг появился чудесный вид.

Он был на лугу, на синем без единого облачка, небе светило яркое солнце. Вокруг летали бабочки и стрекозы, казалось, протяни руку и ты сможешь дотронуться до одной из них.

Но сквозь синее небо, зеленую траву и разноцветных насекомых мародер по-прежнему видел серый потолок в паутине трещин.

Лабиринт закончился. Нельсона бросили на пол в комнате, размерами едва ли больше, чем два на два метра. За спиной лязгнула несмазанными петлями металлическая дверь и дважды провернулся ключ в замке.

– Не кормить ублюдка, – послышался знакомый голос. – И не поить. Полежит пару дней и заговорит.

Мародер хотел застонать от досады, но не смог.

Но его не волновали ни кормежка, ни питье. Нельсона расстроило то, что чудесный вид пропал, и не было больше ни зелени, ни неба, ни бабочек, ни солнечного света.

Под потолком, едва освещая комнату, горел слабый диод, а по полу к мародеру ползла уродливая зеленая муха. Будто заметив, что человек смотрит на него, насекомое на секунду остановилось, пару раз потерло друг о друга передние лапки, и вновь поползло.

С осторожностью, боясь вспугнуть муху, мародер поднял руку и резко опустил ладонь, размазав летающую тварь по бетонному полу.

Это отняло у Неля последние силы, и мужчина потерял сознание.

* * *

– Открой глаза, – послышался голос.

Он был знаком мародеру. Низкий и одновременно мягкий женский голос, как-то был связан с прошлым Неля, но он не слышал его несколько лет. Или десятилетий.

То ли голос матери, которой здесь оказаться не могло, то ли…

Марины. Которой здесь быть не могло тем более. По крайней мере, мать мародер сам не хоронил, и с какой-то долей вероятности она могла оказаться среди загадочных пришельцев.

– Открывай, – голос стал требовательнее, теперь он уже не просил, а приказывал.

Нельсону не оставалось ничего, кроме как подчиниться. Он разомкнул слипшиеся от засохших слез и крови веки и посмотрел на того, кто тормошил его.

– Забавно, – сказал мародер, про себя удивившись, что язык снова подчиняется ему. – Уже столько лет прошло, а я все еще помню твой голос.

Это была она. Марина. Такая, какой он ее помнил еще до того, как болезнь высушила ее тело. Круглые щечки, длинные светлые кудрявые волосы.

– Зато ты забыл кое-что другое, – обвиняющим тоном ответила жена. – Забыл, что обещал мне.

Она отошла к стене и уселась прямо на холодный бетонный пол. Почему-то Марина была одета в мужские черные брюки и дурацкую оранжевую рубашку. Хотя Нельсон ни разу не видел на жене таких вещей.

– О чем ты? – устало спросил мародер.

– О твоих связях с этой шлюхой, Кариной. Которая легла под тебя на второй день после знакомства.

– На третий, – поправил Нель. Ему не хотелось отрицать очевидное, ведь факт супружеской измены был налицо.

– Какая разница? – раздраженно спросила женщина. – Лично для меня никакой. Стоило мне отлучиться, как ты нашел замену. Знаешь, как это называется?

– И как же? – устало спросил мародер.

Он больше не смотрел на жену, предпочитая разглядывать пятна засохшей крови на полу. Они складывалась в уродливую маску, напоминавшую китайского демона. Как бы мародеру не хотелось этого признавать, но эта маска, как никогда точно отображала его внутреннюю сущность.

– Предательство, – суровым голосом ответила Марина, надув губки. – Предательство, и больше никак.

– Но ведь ты умерла, – мародер на секунду отвлекся от кровавых разводов и бросил взгляд на жену. – Умерла от болезни, которой я тебя заразил. Я лично вынес твое тело из перехода, отнес в одну из квартир. Положил на диван, укрыл, пытался сделать все более-менее…

– И ни разу не пришел, – перебила его женщина, поднимаясь с пола. – Вообще ни разу. За столько лет. А потом взял и нашел себе бабу на четырнадцать лет младше себя. А мне, между прочим, обидно. Я на тебя лучшие годы своей жизни убила.

Мародер фыркнул. Громко, так, что корка из засохшей крови выскочила у него из носа и упала на пол.

Наверное, сложно было назвать лучшими годы, проведенные в подземном переходе после ядерной войны. Когда наверху бушуют радиоактивные штормы, а твари, рожденные свихнувшейся природой, скребутся в гермоворота, пытаясь вскрыть эти «консервы» с человечиной внутри. Именно это Нельсона и рассмешило.

– И ты еще смеешься? – обвиняюще спросила Марина.

Она положила ладони на пояс и, слегка прищурившись, посмотрела на мародера. Нельсону внезапно стало не до смеха, он обожал это ее выражение лица, хотя оно и означало, что на него по какой-то причине обиделись. Тогда он называл ее «обвиняшкой», она смеялась, они мирились, и все становилось как раньше.

Просто не могла она на него дуться больше пяти минут. А он старался не давать поводов. Да и не было у них разногласий, единственный повод для спора – работа Марины на дезактивационном пункте. Нельсон изо всех сил старался дать ей понять, что такое занятие не для нежной девушки, и что он вполне способен обеспечить семью за счет вылазок на поверхность.

А она не слушала. Обижалась, говорила, что не хочет быть нахлебницей, потом они мирились, и жили душа в душу ровно до следующего спора.

А потом все закончилось.

Слезы вновь полились из глаз мародера, но на этот раз не просто рефлекторно. Нель перевернулся на спину и закрыл глаза руками. Его тело затряслось от рыданий.

Горько ему стало. Горько и обидно, за то, что не смог, за то, что не удержал свое счастье.

– Прости меня, Марина, – заговорил он. – Прости за то, что так вышло. Но ты ведь не одна тогда умерла. Я в тот день тоже умер, понимаешь? Я тогда в той квартире не только твое тело оставил, я душу свою оставил, бросил, похоронил. И шатаюсь теперь пустой оболочкой по земле, по поверхности.

Не открывая глаз, мародер отнял руки от лица, встал и рухнул на колени, сильно ударившись ими о бетонный пол.

– Прости меня. Я ведь с тобой остался. А умереть не могу. Ни пули, ни радиация меня не берут, мутанты не жрут, брезгуют, наверное, падалью, – мародер все продолжал говорить, и никак не мог остановиться. – А я ведь падаль и есть. Иначе и не скажешь. Ты прости меня, Марина, прости, родная, что мне еще делать? Разве что просить помощи у Бога, но я не верю ни в одного из них.

И вновь Нельсон зашелся в рыданиях. И раз за разом он просил прощения. А девушка только гладила его по успевшим немного отрасти волосам и ничего не отвечала.