— Ко всему прочему, мне уже исполнилось девятнадцать, и я пребываю в опасной близости от того возраста, когда девушка просто обязана найти себе мужа, не говоря уже о том, что не иметь в мои годы ни одного поклонника — это совершенно неприлично. Мама не устает повторять, что Аликс было восемнадцать, когда она вышла за тебя. И добавляет, что Софи очень повезло, когда она заставила Райдера на ней жениться, потому что в то время ей уже было почти двадцать и она рисковала остаться старой девой до гробовой доски. Окрутить Райдера — это, по словам мамы, самое умное, что Софи удалось сделать за всю ее жизнь. И помимо всего этого, мне следует также помнить, что меня вывозят в свет уже второй сезон (Имеется в виду лондонский светский сезон, длившийся с мая по июль). Мама говорит, что я должна держать язык на привязи, потому что мужчинам не нравятся женщины, которые знают больше, чем они. Она говорит, что от таких жен мужья начинают прикладываться к бутылке и шляться по игорным домам.

Дуглас позволил себе выражение, которое никак нельзя было назвать ни вежливым, ни изящным.

Синджен засмеялась, но смех получился фальшивым.

— Почем знать, а может быть, в этом мама права?

— Я знаю одно: наша матушка очень много говорит, чересчур много. — Пока Дуглас со страдальческим видом произносил эти слова, Синджен мысленно представила себе своего незнакомца, и на ее лице расцвела улыбка, на сей раз неподдельная, наполнившая ее глаза живым мечтательным светом. Она заметила, что ее невестка пристально смотрит на нее и что вид у нее озадаченный. Однако Аликс не стала задавать вопросов, а только сказала:

— Если тебе захочется поговорить со мной, Синджен, я всегда к твоим услугам.

— Возможно, мне захочется этого очень скоро. А, вот и лорд Каслбом со своими потными руками и всем остальным. Но танцует он превосходно. Может статься, мы обсудим с ним проблему старых дев. Я еще подойду к вам.

Окидывая взглядом залу в надежде еще раз увидеть того незнакомца, Синджен трижды наступила лорду Каслбому на ногу. Позже она даже начала подумывать, что глаза, видимо, обманули ее, поскольку ни один мужчина не может быть так восхитительно красив.

Ночью он даже привиделся ей во сне. Ей снилось, что они вместе, что он смеется, стоя рядом с ней и касаясь кончиками пальцев ее щеки. Во сне она знала, что хочет его, она тянулась к нему, желая дотронуться до него, и в ее взгляде отражалось все желание, которое так влекло ее к нему. И он видел это и все понимал. Потом ее сон замедлился, картинки стали смутными, цвета размытыми, в этом тумане угадывались сплетенные тела… Она проснулась перед рассветом, вся в испарине, с бешено колотящимся сердцем и осознала, что из ее горла вырывается стон. Все ее тело было охвачено истомой, а где-то глубоко внизу живота разливалась странная, приятная боль. Она знала, что во сне ей приоткрылась тайна плотской любви, однако образы в сновидении были зыбкими, неясными. Ей еще предстояло проникнуть в эту тайну, познакомиться с ним, узнать его ближе и слиться с ним, как в этом сне. Она сокрушалась, что не успела узнать его имя, потому что близость с мужчиной, которого она не может назвать по имени, казалась недопустимой.

Во второй раз она увидела его три дня спустя на музыкальном вечере, который Рэнли устроили в своем особняке на площади Карлайл. Сопрано из Милана, дама на редкость крупная, увлеченно молотила кулаком по роялю, а ее аккомпаниатор старался удержать пальцы на сотрясающихся клавишах и притом не сбиться с такта. Синджен вскоре наскучило их слушать, и она сидела как на иголках, с нетерпением ожидая окончания арии. Но внезапно всю ее пронзило странное чувство, и она поняла, тотчас поняла, что в комнату вошел он. Она слегка повернулась на своем стуле и нашла его глазами. От взгляда на него у нее перехватило дыхание. Он только что сбросил с плеч черный плащ и стоял, тихо переговариваясь со своим соседом. Сегодня он показался ей еще более великолепным, чем на балу у Портмейнов. На нем был черный, без украшений, костюм и белоснежная батистовая рубашка. Его густые волосы, зачесанные назад, были, пожалуй, несколько длиннее, чем требовала последняя мода, но, на взгляд Синджен, они были само совершенство. Он сел наискосок от нее, и, если повернуться боком к певице с ее оглушительным сопрано, можно было разглядывать его сколько душе угодно. Он сидел совершенно неподвижно и не шелохнулся даже тогда, когда сопрано, набрав в легкие воздуха, взяла пронзительное верхнее до. Человек, обладающий мужеством, стойкостью и силой духа, подумала Синджен, удовлетворенно кивая своим мыслям. К тому же он хорошо воспитан и умеет себя держать.

Ей ужасно хотелось дотронуться пальцами до ямочки на его подбородке. Подбородок у него был твердый и ясно очерченный, нос тонкий и изящной формы, а губы — при взгляде на его губы у нее возникло желание… ох нет, надо взять себя в руки! Образы из давешнего сна вихрем пронеслись в ее сознании, и она поняла, что пропала. Силы небесные, а что, если он уже женат или обручен? Однако она умудрилась ничем не выдать своего волнения и со спокойным видом досидела до ужина.

За столом, сидя рядом с лордом Клинтоном, приятелем Дугласа по клубу «Четыре коня», который сопровождал ее на ужин, она небрежно спросила:

— Томас, кто этот джентльмен вон там? Тот, высокий, с такими черными волосами? Ты его видишь — он сидит рядом с тремя другими, которые гораздо ниже ростом и совсем не так импозантны.

Томас Мэннерли, лорд Клинтон, прищурясь, взглянул в ту сторону, куда указывала Синджен. Он был близорук, но человека, о котором шла речь, нельзя было не заметить: он слишком выделялся. Очень высокий и чересчур хорошо сложен, чтоб его черт побрал!

— А, вижу — это Колин Кинросс. Он прибыл в Лондон недавно. У него имеется титул: граф Эшбернхем, и он шотландец.

Последние слова были сказаны с легким оттенком пренебрежения.

— А зачем он приехал в Лондон?

Томас пристально посмотрел на сидящую подле него красивую девушку почти одного с ним роста. Честное слово, в ней есть что-то обескураживающее, но это ничего, ведь ему не надо на ней жениться, он должен только приглядывать за ней — вот и все. Смахивая с рукава невидимую пылинку, он осторожно спросил:

— А почему он тебя интересует, Синджен?

Не услышав ответа, он тотчас напружинился.

— О Боже, надеюсь, он ничем тебя не оскорбил? Эти проклятые шотландцы сущие варвары, даже если они получили образование в Англии, как этот.

— О нет, нет! Я спросила просто из любопытства. Пирожки с омарами очень вкусны, ты не находишь?

Томас согласился. Синджен подумала: «Наконец-то я знаю его имя. Наконец-то!». Ей хотелось кричать о своей победе. Наконец! В это мгновение Томас Мэннерли взглянул на свою соседку, и у него захватило дух от ее улыбки, самой красивой, которую он когда-либо видел в жизни. Он мгновенно забыл о пирожке с мясом омара, который лежал у него на тарелке. Он обратился к ней с какой-то фразой, изысканной и чуть-чуть фамильярной, и был раздосадован, когда она не ответила и даже, казалось, не услышала его слов. Если только он не ошибался, она во все глаза смотрела на этого проклятого шотландца.