обнаруживаются еще на петроглифах; в 1804 г. их наблюдал Ли-сянский. Медным пластинам, очевидно, предшествовали деревянные. Медные стоили особенно дорого, причем стоимость эта возрастала в зависимости от числа преломлений (т. е. «уничтожений») на потлачах. На пластинах изображались и духи, символизировавшие богатство, — Сисиютль, морской лев и др. Как видно из мифов, пластинам также присуждали обрядовые имена (например, Всем-Пластинам-Стыдно-Взирать-на-Нее, Семь-с-Половиной-Тысяч-Одеял, Опустошающая Дом, Пять-Тысяч-Одеял [Boas, 1897, с. 344]). Отдельные экземпляры могли достигать стоимости 16 тыс. одеял. Роль таких пластин хорошо отражена в мифах о Куносиле у квакиутлей. На потлачах пластины давали в приданое, в качестве выкупа за невесту и т. п.

Во время плясок, составлявших важную часть потлача, мифологические мотивы, связанные с историей рода, инсценировались. Танцоры надевали подвижные маски, воспроизводя мифологические трансформации то при помощи особых веревок, раскрывавших новые личины изнутри масок, то при помощи специальных вставок, изменяющих облик самой маски (положение губ). Изображались основные мифологические персонажи, в том числе духи богатства (например, Комоква).

Потлач служил поводом для рассказывания мифов и преданий, связанных с историей рода и приобретением амулетов и регалий (гербов, «магических» головных уборов, имен и др.). Каждый род обладал собственной легендой о приобретении гербов и, следовательно, своей долей сверхъестественной силы. Внутри рода каждая из знатных семей имела, кроме того, собственную легенду и герб, хотя в семье только один человек воплощал в себе предка, его статус и привилегии. Вожди разных племен, родов и внутриродовая знать соперничали между собой в том, чей предок важнее и выше рангом, поскольку от этого зависели закрепленные за ними места на потлачах, которые, как считалось, были переданы каждому из представителей знати богами в эпоху «начала мира», «когда звери еще умели говорить» [Boas, 1897, с. 338].

Церемониал проведения и этикет потлача был тщательно разработан. За его соблюдением следили специально назначенные лица, «хранители порядка мест». Обрядовые имена вождей и знати выкликались назначенным для этого глашатаем. В позднее время потлач мог закончиться и военной схваткой, если состязание и соперничество перерастали игровые рамки. Метафорика, структурные элементы и эпизоды потлача уподоблялись военным действиям. Так, гонцы, отправляющиеся приглашать гостей, именовались воинами, а гости, прибывая, распевали военные песни [Boas, 1940, с, 234]. Вполне возможно, если проводить аналогии с другими племенами Северной Америки, потлач возник как средство ограничения и замены военных действий мирным путем решения споров. Взаимосвязь состязаний подобного рода с войной известна и среди других племен (у мускогов обрядовая игра в мяч именовалась «Младшим Братом Войны» и служила способом мирного решения споров, хотя могла иногда завершиться и схваткой). Из сказанного вытекает многообразная и принципиально важная роль потлача в жизни тихоокеанских племен. Атмосферу соперничества вождей на потлаче хорошо передает помещенный в книге миф квакиутлей «Вожди-соперники».

Период баку с завершался промежутком отдыха и веселья, по окончании которого появлялся маскированный вестник, объявлявший о наступлении периода цецека и необходимости подготовки к нему. Принимая обрядовые имена, все соплеменники становились членами тех или иных тайных союзов. Эти союзы являлись хранителями мифов о первотворении, о происхождении людей и их обычаев. Предполагалось, что в период цецека люди тесно соприкасаются с миром сверхъестественного, к ним являются существа из потустороннего мира, ведущие себя «наоборот» (этот мотив распространен в мифах).

Тайные союзы, на которые племя делилось зимой, подпадали под власть одного из духов-покровителей: Бахбакваланухусивэ, Виналагилиса или Нулмала. Обряд Хаматса (наименование квакиутлей, получившее в этнографии терминологический смысл) является важнейшим среди обрядов, связанных с инициациями. Как считал Ф. Боас, он происходит от квакиутлей, в мифах которых обряд действительно имеет наиболее разработанный вид. От квакиутлей обряд распространился среди цимшиан, тлинкитов, хайда, белла-кула.

Обряд Хаматса состоит из инсценировки похищения новичка, пребывания его в чаще леса, где он общается со сверхъестественными существами, подманивания его к обрядовому дому, постепенного укрощения (приведения в сознание) и последующего очищения. Во время Хаматса юноши проходят посвящение в «каннибалы». В драматической форме воспроизводятся эпизоды пребывания новичка среди духов-каннибалов, у которых он перенимает вместе с чудодейственной силой их повадки. Под властью полученной силы новичок, вернувшись, бросается на людей, сам превратившись в каннибала. Посвящаемого следует вернуть соплеменникам.

Новичок, которому предстоит пройти обряд посвящения, за несколько дней до этого уводится в лес, причем считается, будто его «потеряли» или же он похищен каннибалами, обитающими, согласно мифам, в глуши лесов и гор, и перенял их образ жизни. Иногда новичка похищает птица-людоедка. Получив чудесную силу, которой предстоит стать достоянием рода, новичок по дороге кусает всех, кого встречает на пути, пока его не заманивает в обрядовый дом женщина, держа в руках приманку — мертвое тело (по некоторым источникам, его роль могло выполнять какое-либо животное, замаскированное под человечину) [Drucker, 1955, с. 165]. Здесь новичок после неоднократных попыток вырваться затихает.

Предметами, возбуждающими Хаматса, служат трупы, черепа, мертвые головы, черви и открытая дверь. Их изображение или упоминание в песнях погружают Хаматса в транс. Одновременно эти предметы служат символами Хаматса. Посвящаемый появляется в специальном убранстве, в котором выделяются большие кольца из коры кедра, предохраняющие от порчи, и особого рода головной повязке из того же материала; форма головных повязок различается в зависимости от конкретного мифа, связанного с их приобретением. Сцены из этого мифа, воспроизводимые в масках, изображают зловещую свиту и самого Бахбакваланухусивэ — Людоеда-на-Се-верном-Краю-Мира, существа, целиком состоящего из множества ртов. Во время обряда он остается невидимым, но дает знать о себе посвистом (обычный признак каннибалов).

В обряде Хаматса новичок является главным танцором; считается, что сопровождающие его младшие родичи похищаются и проходят посвящение у второстепенных духов из свиты Бахбакваланухусивэ, а также у птицы Метем, придающей способность летать, у духов, возвращающих жизнь, и др.

Возникновение тайных обрядовых обществ у квакиутлей Ф. Боас связывает с войной [Boas, 1940а, с. 383] и следует, по-видимому, добавить, с добыванием богатства (мифы о каннибалах нередко заканчиваются приобретением сверхъестественных даров и всего их имущества). В интересной работе Д. Сегала [Сегал, 1972, с. 321–369] мотив проглатывания человечины и отрыгивания (вообще распространение этого мотива в мифах, в том числе не только о каннибалах) связывается с чудесным даром воскрешения для новой жизни и благополучия — в том числе материального. Здесь, несомненно, намечается связь потлача как «военного» состязания с обрядом Хаматса, определенные элементы которого напрямую связаны с войной. Так называемые «доски с чудесной силой», используемые при обряде Хаматса, посвящались божеству войны Виналагилису (как считается, ипостась Бахбакваланухусивэ), и сам по себе обряд имел черты воинского культа. Мифологический обрядовый дом Людоеда-на-Северном-Краю-Мира описывается в мифах как наполненный бесчисленными богатствами.

Вместе с тем сопоставление мифов племен Тихоокеанского побережья с мифологией других регионов Северной