не сводя с неё глаз, — но спасибо, что уведомила. Очень вовремя.

Брак — дело неплохое, но я жениться не планировал. Тем более, так скоропалительно. Да ещё на нечисти! Она, видимо, так и поняла. Поразмыслила немного и подошла ближе.

— Это не шутки, — предупреждает, — не забудь, что я сказала, если надумаешь другую целовать. И тому подобное.

— Я и тебя целовать не намерен. Какая необходимость в таком смертельном риске?

Она прищурилась и снова переступила через одну половицу.

— Никак не разберу, — признаётся, — ты про Связь не понял? Или не поверил?

— Поверил, — отвечаю я торопливо, — хорошего мало, так что верится сразу. А на каком расстоянии действуют твои чары — лишний шаг убьёт или два шага разрешаются?

— Соображаешь, — одобрительно кивает гостья. — Не волнуйся, от самой магии ты не умрёшь, но покой потеряешь. И тоска заест, если не будем видеться.

Неужели заест?

— Иными словами, ты ядовитая, — подвожу я итог. — Не повезло мне, сам виноват. В другой раз не поведусь.

— У меня это тоже впервые— усмехается гостья. — Надо было перетерпеть, но зубы сами ухватились.

Клыки у неё, правда, острые! Как у хищной рыбы. Смотреть не хочется, а не смотреть не могу. И пятиться некуда — позади жаровня с огнём.

— Вот сейчас ты зачем подошла? — интересуюсь я для порядка.

— Просто так, — уверяет, — лицо твоё запомнить.

Спасибо, рассмешила.

— И без того не спутаешь.

По-моему, она что-то своё видит, а слов и вовсе не слушает.

— Так и знала, что рыжий, — это она мне сообщает, — пока мокрый был, и не разглядишь! Вечно меня на рыжих тянет, кожа у вас тоньше, что ли?

— Подозрительная похвала, — отмечаю я, задержав дыхание.

— А глаза как океан под солнцем. И также цвет меняют, — прибавляет она задумчиво.

У меня глаза цвет не меняют, я не маяк. Это у неё в глазах какое-то движение — будто ураган во мгле кружит. И пахнет она подводной мглой и тленом. С минуту эта нежить глядит исподлобья, а потом договаривает, скривившись:

— Не люблю солнце.

— У всех разные вкусы. Может, отцепишься по-хорошему? — предлагаю я, покрепче перехватив Перо.

Она уже перебралась лапкой со своих волос на мои и также их путает. А пальцы ледяные, что твоя смерть! Ещё и спрашивает:

— Тебе что, жалко?

— Мне не жалко, мне жутко, — говорю я, стараясь не замечать это копошение, — вдруг опять тяпнешь?

Она так и расцвела.

— Что, уже хочется?

Была охота, ага.

— Я не пойму, ты так влюбилась или оголодала, — рассуждаю я с грустью, — но, если свои шутки не прекратишь, я тебе Перо в глаз воткну.

По крайней мере, трогать перестала. И на том спасибо. Наклонила голову, ухмыльнулась:

— Тихий-тихий, а смелый.

Спасибо, развеселила.

— Не обольщайся, — улыбаюсь я, — это от отчаяния. А так во мне ровно ничего приятного нет. И даже примечательного.

— Придётся мне свыкнуться, — собирается она с духом. — Погоди-ка, а кровь откуда?

По запаху учуяла, да? У неё даже ноздри задрожали! Я пока не понял, в чём дело. Шею потёр — нет, не кровит.

— Это я себе руку проткнул Пером. Нервничаю.

Неужели отодвинулась?

— Не взыщи, — кидает она через плечо, — у нас это само собой получается. Тоже магия — чтобы подбираться к добыче. Теперь я, конечно, ни-ни. Связь есть Связь. И вообще, я не большая мастерица голову морочить. Мне проще скоростью взять.

Не сразу найдёшь, что возразить. В таких случаях лучше помолчать, и я молчу, слизывая кровь с ладони. Где-то тут бинт оставался, но не хочется делать резких движений. Раз эта нечисть скоростью берёт!

— Будь аккуратнее с ранами. Связь от этого крепнет, — разъясняет гостья, а сама просеивает золу в жаровне. Словно песок — набирает в кулачок и высыпает тоненькой струйкой.

Я прячу за спину повреждённую руку и задаю безнадёжный вопрос:

— Ты о чём-то другом иногда думаешь?

— А у тебя мысли поважнее? — сомневается она. — Тогда я могу одеться, чтобы не отвлекать. Если есть, что надеть.

— Там, — киваю я, — сундук под столом. Бери, что приглянется.

Сундук большой, кованый, но она его выдвигает одним махом. Я всё порывался его разобрать и приспособить для хозяйственных нужд. Но всякий раз захлопывал крышку. Нехорошо делалось. Да и на что мне платья?

А девчонке сгодятся. Она первое же и натянула — голубенькое.

— Длинно! — огорчается. — Иголку мне дать не побоишься? Подол подогнуть.

— Отрезать быстрее, — подсказываю я, — кому их носить?

— От матери остались? — хмурится она. — А матери уже нет?

Сметливая какая!

— Ну, значит, не обидится, — решает гостья, передвинув сундук к стенке, — я ещё гребень возьму, ничего? Глядишь, и за человека сойду!

Вряд ли, но хорошо, что она притихла. На сундук вскарабкалась и косы расчёсывает. А глаза прожорливые.

— Давно ты здесь? — спрашивает.

— С рождения, — я ищу, во что упереть взор, и выбираю лесную даль за окном.

— Это сколько?

— А нужна точная цифра?

Не то чтобы я тут календари рисовал! Но она так посмотрела, что поневоле ощутишь себя недоумком.

— Пусть будет восемнадцать, — решаю я.

— Лет?

— Ну да.

— Ну мало ли!

Как-то не захотелось её в ответ расспрашивать. Скажет — две тысячи, мне что тогда, полегчает?

— А звать тебя как?

— Раньше звали Ильмом, — припоминаю я, разглядывая волны в другом окне.

— А теперь? — удивляется она.

— Теперь звать некому.

Усмехнулась — словно бритва блеснула.

— Ты долго будешь там стоять, Ильм? Как дальше устроимся?

— Как-нибудь, — я, наконец, решаюсь на неё посмотреть, — полы, что ли, помой, когда причешешься. Раз ты теперь за хозяйку. А я схожу на берег, проверю сети. Примерно так и заживём.

— Можно и так, — соглашается она, немного поразмыслив, — только я рыбу не ем. Даже сырую.

Отлично, мне больше достанется.

— Для тебя нормальная еда, как отрава? — спрашиваю я, ища, во что переодеться.

Собирался вот штаны починить, так и не собрался.

— Смотря что считать едой, — рассуждает гостья, мечтательно облизнувшись, — не отрава, но всё равно что землю жевать. Разве что вырвет. Желаешь удостовериться?

— Не особенно, — признаюсь я, заматывая в сухую рубашку Перо и книги. — Лучше принесу ракушек.

— На что они мне? — недоумевает гостья.

— Бусы сделаешь.

В самом деле, не вечно же тут сидеть, если она не уходит? Раз кровожадная нечисть, так непременно воровка? В итоге я выбираюсь за рыбой. Или топиться — какое настроение будет. Самое нужное я забрал с собой, потому что закралась мысль вовсе не возвращаться. Но как без меня корабли?

Пока я сети вытягивал, пока улов выпутывал, тоски и беспокойства не ощущал. Наоборот, полегчало оттого, что не было видно эту напасть. Ну а