С кроватью я расстался бы и с пуховиком тоже. Не переношу допотопный инвентарь.

В библиотеке провел бы чистку. «Попутные газы и трапные нефти Башкирии», «Учись хозяйствовать» — это я вышвырнул бы вместе с тощей брошюркой «Новая жизнь — новые традиции». Довольно с меня наставлений да нравоучений! Сыт по горло.

А вот откуда у него, у сухаря, «Маленький принц» Антуана де Сент-Экзюпери? Не думал встретить «Принца», честное слово. Между нами говоря, я в восторге от Экзюпери, особенно от его «Ночного полета».

И я спросил себя: кто такой Амантаев? Что я о нем знаю?

4

Сижу себе на массивной чугунной скамейке, каких тут немало, от нечего делать разглядываю комбинатских ребят и девчат и думаю: вот примут меня на работу и буду бегать, как и они, из дома в цех, из цеха в столовку и обратно. И так изо дня в день, минус воскресенье, из года в год, минус отпускной месяц.

А если не примут?

Я трудоустраиваюсь потому, что это нужно маме, а не мне.

Маяковский, как говорят, делил человеческую породу на две неравные части: на тех, кто пробегает перед автобусами, и на тех, кто спокойно ждет, пока автобус пройдет мимо. Впрочем, не ручаюсь, может быть, это не Маяковский говорил, а другой какой-нибудь поэт.

Я бы нашу человеческую породу разделил по иному принципу: на думающих и на увлекающихся. Первое качество, очевидно, лучше, чем второе, Но еще, должно быть, удачнее, если ты сочетаешь оба эти качества. Наш класс, десятый «В», может, по-моему, гордиться: половина выпускников были одновременно и думающими и увлекающимися. Они сейчас строят Уфимский синтетический завод: махнули по комсомольским путевкам.

А сам я, полагаю, просто увлекающийся парень. Но не думающий. А может быть, совсем наоборот? Думающий, но не увлекающийся. Одним словом, чего-то во мне не хватает. Иначе я давным бы давно где-нибудь и что-нибудь строил.

Тут же я спрашиваю себя: разве я не пытался увлекаться? Конечно, пытался. Но мне просто не повезло.

Со мной, молокососом, очень круто обошлись в уфимской артели по производству кроватей и прочих скобяных изделий.

Наверно, нередко случается, что человеку не везет с первых же шагов. Другие как-то спокойно относятся ко всякого рода ударам судьбы, а я нет. Я легко ранимый парень.

…Эта банда до сих пор вот где у меня сидит. Родню, пожалуй, могу забыть, но пятерых хапунов, из той артели — никогда. Хапуны официально именовались «передовиками производства». Но какие же они передовики? Вовсе они не передовики.

Норму завышать — не смей! Перевыполняй план с оглядкой, до известного предела. И весь этот милый сброд норовил оттянуть выпуск продукции на конец месяца, а там — не зевай, почем зря вкручивай сверхурочную!

Вижу — форменный грабеж государства. Терпел я месяц, второй, третий. А потом терпенье лопнуло. Подступаюсь к мастеру и говорю:

— Даешь мне работу аристократов или нет?

— Прошу прощенья, — отвечает мастер. — Если настаиваешь, пожалуйста.

— Во всяком случае, две нормы будет, — пообещал я.

Мое предложение ему не понравилось, но перечить не стал.

— Доказывай свою правоту, — сказал мастер. — Иными словами, соревнуйся.

Верно, двух планов я не одолел, но полторы нормы дал. Хапуны, между прочим, намекнули мне, чтобы остепенился. И, понятное дело, стали мешать. То инструмент терялся, то появлялся брак. Не мой, конечно, но пришивали мне.

Я пошел к бригадиру.

— Я что? — он пожал плечами. — Я человек маленький.

Мастер у нас был рассудительный.

— У ребят семьи, — пояснил он. — Сам должен понимать.

Позже появилась заметка в газете — хапуны остались передовиками производства, а я оказался бузотером и демагогом.

Кинулся в райком комсомола, обещали разобраться, но не разобрались. По-видимому, не сочли нужным прислушаться к сигналу «демагога и бузотера»…

Вот и вся история, если не считать того, что однажды какие-то незнакомые ребята намяли мне бока. Просто, без всяких причин… Вот и вышибли из седла. С тех пор у меня камень там, где по всем правилам должно биться человеческое сердце. Наверное, из таких камней может образоваться стена. Тогда попробуй-ка эту стену прошибить…

Мать пыталась меня утешить.

— Тебе просто не повезло, — сказала она. — Это частный случай. На свете много прекрасных людей, особенно среди нашего брата — трудового человека.

Но разве мне легче оттого, что хороших людей больше, чем плохих? Я вас спрашиваю…

5

Именно тут, на чугунной скамейке, я условился встретиться с Амантаевым. Наверно, я приехал чуточку раньше. Тут уж винить некого.

Управление комбината размещалось в двух больших зданиях, соединенных аркой и окрашенных в яркий лимонный цвет. Я бы ни за что не сказал, что у человека, выбравшего такую краску, великолепный вкус. Скорее всего, наоборот.

Мое внимание привлекли двое мужчин. Они остановились совсем близко от меня, шагах в десяти. Один из них, высокий и смуглый, смахивал на цыгана. Пышные усы были лихо закручены. А второй, плешивый пузан с помятым носом, в каких-то невероятных брюках, был на голову ниже своего друга.

— Баганай и Катук[1] в натуре! — невольно прошептал я. Захотелось даже подойти к ним и намекнуть, кого они мне напомнили.

Стоят Баганай и Катук, о чем-то оживленно болтают и тут появляется еще одно действующее лицо. Девчонка с косичками сходит с трамвая и попадает прямо в общество говорунов. У нее в руках чемоданы, в каждой — по-одному. Конечно, фанерные. Сначала я обратил внимание на ее косы — почти до колен, такие странные на фоне нефтехимического предприятия, потом на голые ноги в красных туфлях.

— Это и есть нефтехимический комбинат? — осведомляется девчонка.

Только тут говоруны замечают ее.

— Так и есть, — охотно отвечает тот, который смахивает на Баганая. — Нефтехимический.

— И вы оба тут работаете?

— И мы оба тут работаем. Не ошиблась, красавица, — благосклонно улыбается внушительный Баганай.

Он весь внимание. Двумя пальцами подкручивает кончики усов — то правый, то левый — и обольстительно улыбается.

— А почему тебя, красавица, наш комбинат вдруг заинтересовал?

— Я мечтаю устроиться на работу, — признается девчонка простодушно. — И не знаю как. Я ведь никогда и нигде еще не устраивалась.

— По чемоданам вижу, что не местная, — басит Баганай и опять эффектно улыбается.

Провалиться бы тебе!

— Из деревни я приехала, мы живем в горах, — смиренно вздыхает девчонка и неожиданно с какой-то отчаянной надеждой спрашивает: — А вы не могли бы пособить мне устроиться на работу?

Они, деревенские, сразу голову теряют, как только попадают в город, тем более если встречаются им дошлые парни.

Тут вмешивается в разговор коротыш, до сих