– Кроме тех случаев, – продолжал улыбаться он, – когда все смеются над тобой, потому что ты – дурак.

Интересуюсь, чего бы он никогда не смог простить или забыть.

– Я думаю, что со временем все могу забыть, – грустно улыбнулся Ришар, – то есть правильнее сказать я ничего не забываю, но нужно время, чтобы простить. Меня несколько раз тяжело предавали друзья, и я до сих пор помню об этом. Думаю, что я простил, но общаться с ними не хочу.

Пытаюсь понять, какого рода были предательства, неужели и его обворовывал агент?

– Нет, – покачал головой актер, – у меня многие воровали, но не из кармана. Я часто давал деньги в долг, а мне их никогда не возвращали. Но были и предательства пострашнее...

Отказ любимой женщины?

– Я не считаю это предательством, это ее право...

Тем более что я с трудом представляю себе толпу женщин, отказывающих Пьеру Ришару.

Пьеру понравилась моя уверенность в нем:

– Это очень мило с вашей стороны.

А я пояснила, что дело не только в его природной щедрости и обаянии, но еще и в том неоспоримом факте, что успех делает любого человека чертовски привлекательным.

– Успех действительно делает нас увереннее в себе, – соглашается Пьер, – но это палка о двух концах. Когда успеха нет, мы живем в его ожидании, а когда он приходит – в страхе, что все закончится. То есть успех, с одной стороны, придает уверенности, а с другой – заставляет переживать и беспокоиться.

Снова задаю неудобные вопросы, но не потому, что недобрая, а потому, что работа такая:

– Участвовали ли Вы в фотосеансах обнаженным и случалось ли Вам в кино раздеваться донага?

На что получаю самый короткий в мире отрицательный ответ и вынужденно им довольствуюсь. Тогда, рассердившись, лезу в личную жизнь и спрашиваю, доволен ли Пьер ею.

– Да, – уверенно отвечает звезда, – полностью. У меня были проблемы, но я создал культ счастья, благодаря которому, если нет уж очень серьезных проблем, я радуюсь жизни. Я из тех людей, которые, просыпаясь утром, говорят себе: «Жизнь прекрасна!»

– Можно ли, – спрашиваю, – иметь нормальную личную жизнь, если Вы все время на съемках и в разъездах?

– Ну, нет, – заверил меня и всех заинтересованных Пьер, – я не всегда в разъездах, да и мне случается брать жену на съемки.

Любопытствую, хорошо ли ему спится накануне ответственных съемок.

– Я очень волнуюсь перед выступлениями в театре, – признается Ришар. – Кино не вызывает у меня таких сильных волнений, хоть мне и случается просыпаться раньше времени накануне съемок. А вот в театре я ужасно волнуюсь, особенно в день премьеры. И чтобы успокоиться, я делаю дыхательные упражнения.

– В наиболее трудные моменты, когда Вы на сцене, – спрашиваю Ришара, – кого бы Вы хотели видеть в зале для моральной поддержки и пущего куража?

– Всех тех, кого я уважаю за их ум и артистизм. На меня может произвести впечатление друг, который важен для меня.

Я продолжаю пытку:

– Можете ли Вы отправить e-mail и бродите ли Вы по Интернету?

– Нет, – отвечает мой герой.

– А как же вы общаетесь? – удивилась я, думая, что столкнулась с инопланетянином.

– Я звоню, – просто отвечает мне динозавр.

Я была так поражена, что решила, наверное, как в том анекдоте – «такая жизнь не нужна никому», и поэтому поинтересовалась, бывают ли у него мысли о суициде.

– У меня нет, но у некоторых моих друзей, которых я очень любил, видимо, были, и они покончили жизнь самоубийством. Я их не понимаю, потому что настолько люблю жизнь, не красивые автомобили и яхты, а именно саму жизнь, дружбу...

Я прищурилась и так, с китайскими глазами, задала философский и по-шоу-бизнесовски провокационный, вопрос:

– В каждом из нас есть женское и мужское начало. Что в Вас женского?

– Сила, – не задумываясь, ответил Пьер. – Я считаю, что женщины сильнее, особенно в ментальном плане, чем мужчины. Мужчины – это колоссы на глиняных ногах. Я всегда восхищался силой женского характера, а еще, может быть, потому, что они рожают детей.

Спрашиваю, кого он ненавидит и кто ненавидит его.

– Никого не ненавижу. А если кто ненавидит меня, я перестану с ним общаться и его как бы не будет в моей жизни.

Интересуюсь, к чему он нетерпим.

– Лично я радуюсь жизни, несмотря ни на что, даже на то, что нами руководят негодяи и некомпетентные люди, вне зависимости от страны, потому что они постоянно приводят нас к потерям.

– Каждый третий француз считает себя расистом, Вас это не шокирует? – спрашиваю я.

– Конечно, шокирует, – отвечает Ришар, – тем более у меня у самого дети – метисы. Расизм – одно из явлений, которое я не понимаю.

И напоследочек, как на посошок, вместо стопочки неприятную пилюлечку:

– Несколько слов о старости.

– Я нравлюсь себе сейчас, и поэтому мне не придет на ум убрать морщины вокруг глаз или накачать губы.

Записав необходимый минимум информации для интервью и желая проявить деликатность, я не стала злоупотреблять доброжелательностью великого актера и, вручив ему роскошную подарочную бутылку русской водки, дала команду команде сворачивать провода. Обнялись, расцеловались, попозировали на фотокамеру, и позже я еще не раз приходила в этот уютный дом, пользуясь медленно, но уверенно растущим кредитом доверия.

Или о том, почему французские звезды любят алжирских детей и миллиардеров, о том, кто катается по Парижу на красном «Феррари», о том, сколько будет Елена плюс Жерар, а также о том, как Депардье и Винсент Перез стали нечужими, и о том, как русская блондинка оказалась в алжирской программе «Время».

По получении парижской прописки единственным моим контактом был адвокат, у которого я и спросила, пользуясь положением клиента, нет ли у него знакомых в кино, на телевидении и модельном бизнесе, то есть в тех областях, которые меня живо интересовали с детства, а впоследствии профессионально. Поскребя по сусекам и по макушке, добрый дяденька дал бедной девочке номер телефона одного из своих клиентов – руководителя модельного агентства. Правда, мужского. Но это уже были незначительные детали для начинающего бульдозера. Поль возглавлял крупнейшее агентство моделей-мужчин, потому что они ему нравились. Поэтому для того чтобы обаять его, мне пришлось потрудиться. Убедить Поля в том, что меня ждет великое будущее, помогли красноречие, вера в себя и банка черной икры.

Однажды Поль позвонил мне и, отрабатывая икру, а может быть надеясь, что я когда-нибудь действительно стану звездой и он, как мой агент, будет есть икру ложками, решительно потребовал собирать чемодан. Ему удалось включить меня в состав делегации французских деятелей кино, вылетающих на следующий день на частном самолете арабского миллиардера Калифы, ныне опального, а некогда известного своей любовью и щедростью к звездам, на правительственный прием в Алжир. Официальная часть программы заключалась во вручении копии фильма «Астерикс и Обеликс» бедным алжирским детям и обед с премьерминистром Алжира и его министрами. Неофициально же, по слухам, французские звезды, входящие в состав делегации, получали колоссальные гонорары наличкой, не облагаемой налогами. Если бы наш самолет потерпел крушение, то переживала бы не только моя маменька, но и весь мир. И приходится признать не из-за меня, а из-за огромного количества французских звезд, от концентрации которых на борту у меня перехватило дух. Ввиду полного отсутствия корреляции между теми, кого французы считают звездами и теми, кто считается ими в России, назову лишь пару фамилий, например Жерар Депардье и Винсент Перез, хотя французский светский хроникер захлебнулся бы, перечисляя штук двадцать имен французских кинозвезд первой величины. Но не только вы – я тогда и сама плохо знала французский киномир и поэтому, желая проверить, работает ли у меня фотоаппарат, по приезде в отель схватила пробегающего мимо замухрышку из нашей делегации на две головы меня ниже, подтянула к себе со словами: «Дай-ка я на тебе проверю, работает ли», вытянула руку и увековечила себя, как оказалось позднее, с самым высокооплачиваемым французским комиком Джамелем Дебузом, красный «Феррари» которого в Париже сопровождают толпы поклонников в любое время дня и ночи.