Мэри вытерла губы носовым платочком, достав его из-за края рукава, и стала искать подходящую фразу, чтобы успокоить эту девочку.

«Какие у вас очаровательные окна?» «Какое дивное небо?».

Девочка прислонилась спиной к двери балкона и наблюдала за Мэри. Она выглядела грустной. А может, это была игра света.

– Я думала, у меня нет ни дедушки, ни бабушки, – после паузы произнесла девочка, – а оказывается, ты все время была.

Мэри не могла взять в толк, о чем говорит эта девочка. Ей стало не по себе, и сердце екнуло.

– Теперь, когда папы нет, наша семья стала совсем маленькой. Даже двоюродных братьев и сестер нет, ни одного дяди, ни одной тети. Мы – как три стороны треугольника, поддерживающие одна другую.

Мэри попыталась сесть прямее. Она мысленно ухватилась за упоминание о семье и боялась, что значение этого слова быстро исчезнет, как это часто случалось, стоило ей только о чем-то старательно задуматься. Но тут она услышала шум. Очень странный звук. Как будто кто-то громко дышал прямо за дверью.

– Это Крис, – сказала девочка. – Он такой непоседа.

И тут же перед ней оказалось уже двое детей, и она понятия не имела, кто они такие.

Посыпались вопросы, не имевшие особого значения: «Тепло ли тебе?», «Молока в чай подлить?». Дети сказали, что их мать наверху, стелет постели, и скоро они все лягут спать.

Говорила только девочка. А мальчик лишь смотрел на нее вытаращенными глазами. Что-то с ним было не так – почему он смотрел на нее так недружелюбно?

– Он стеснительный, – объяснила девочка, словно прочитав мысли Мэри. – Вот познакомится с тобой поближе и станет разговаривать. – Она повернула голову к мальчику и улыбнулась. – А уж потом его не заткнешь.

Мальчик рассмеялся, девочка рассмеялась в ответ. В сердце и разуме Мэри, глядевшей на смеющихся детей, что-то шевельнулось.

«Думай, женщина, думай. Кто эти люди?»

Воздух заполнил ее легкие. Они расширились. Кислород разбежался по телу. Согретый воздух вышел наружу вместе с негромким «О».

– С тобой все хорошо, бабуля?

Да нет, не все хорошо! Потому что она вдруг вспомнила, неожиданно и ясно, и осознала, как осознавала уже двадцать раз за этот день, что именно происходит. Она поехала с Джеком в машине скорой помощи в больницу. Врачи ужасно расстроились и просили прощения, но не смогли спасти его. И позволить ей одной вернуться домой они тоже не могли, поэтому разыскали ее дочь.

Кэролайн!

Если так, то эти мальчик и девочка…

Дети Кэролайн!

Мэри утратила дар речи. Одна только мысль осталась в голове: столько лет прошло!

Кейти не могла заснуть. Она лежала на кресле-кровати в комнате матери и пыталась расслабиться: медленно дышала, чтобы направить кислород до кончиков пальцев на ногах, старалась ни о чем не думать, только об этом моменте и собственном теле. Почему мама никогда не говорила о бабушке? Как можно скрывать, что у тебя есть мать? И зачем? Даже те, кто ненавидит своих родных, ухитряются отмечать с ними Рождество и дни рождения.

Кейти облокотилась на подушку и стала разглядывать темный силуэт матери, лежащей на кровати. «Кто ты такая?» – подумала она. Ей казалось, что все изменилось и больше ничему нельзя верить.

Шторы были слегка приоткрыты, между ними виднелось темно-синее небо. Кейти сбросила одеяло, тихонько прошла по комнате, открыла окно и высунулась из него, чтобы вдохнуть ночной воздух. Дождь прекратился, легкий ветерок шевелил листву. Воздух теперь пах иначе – свежо и прохладно. Кейти увидела кошку, нырнувшую под машину, проводила взглядом компанию, которая пересекла небольшой газон возле дома и вошла в ворота. За этой усадьбой начинались дома и улицы Северного Бишема. Кейти могла бы отсюда передавать световые сигналы подруге.

Вспышка – ты получила мое сообщение? Вспышка, вспышка – пожалуйста, давай поговорим о том, что случилось. Вспышка – у меня голова кругом идет!

– Что происходит? – спросила мать. – Почему ты там стоишь?

Кейти обернулась. Мать пыталась сесть.

– Прости, не смогла заснуть.

– Тебе нездоровится?

– Просто здесь душно, вот и все.

– А теперь мороз.

Кейти опустила створку окна и встала спиной к подоконнику.

– Ты слышала шум? – спросила мать. – Он тебя разбудил? Думаешь, это она бродит?

– Ничего я не слышала. Просто мне жарко стало, – объяснила Кейти.

Кэролайн подтянула одеяло к подбородку и улеглась на подушки. Она выглядела беспомощной. Казалось, она болеет и Кейти пришла ее навестить.

– А как ты думаешь, что бы сделала та социальная работница, если бы я отказалась ее взять? – спросила Кэролайн.

– Наверное, бабушку поместили бы в какой-нибудь приют.

– Надо было дать разрешение, чтобы так и сделали. – Мать провела рукой по шее и потерла плечо. – Я совершенно раздавлена.

– Наверное, страшно, когда тебя отдают компании незнакомых людей.

– Незнакомых?

– Ну, она же не узнала тебя после стольких лет. Значит, можно считать, что вы незнакомы.

Мать вздохнула и поудобнее улеглась на подушках.

– Стало быть, она бедная, несчастная старушка, а я жестокая и бессердечная?

– Я этого не говорю. Просто… Ну, это же для всех дико и странно. Она лишилась друга. Ты напугана. Мы с Крисом про нее ничегошеньки не знали.

– Ты знаешь, что она ушла, когда я родилась? – голос матери звучал еле слышно. – Ты знаешь, что она потом долго не показывалась?

– Но ты жила с ней, когда стала старше. Ты так сказала, когда мы в машине ехали. Почему же мы с ней никогда не встречались? Почему она никогда не дарила нам подарков ко дню рождения, не давала карманных денег, не приглашала на чай?

Кэролайн нахмурилась.

– Ты только об этом думаешь? О том, чего тебе недоставало?

Прозвучало именно так, хотя Кейти этого не хотела.

– Просто странно, вот и все. Она твоя мать, а ты никогда о ней не говорила.

– Я ее своей матерью не считаю. Она меня не кормила, не одевала, не провожала в школу, не выхаживала, когда я болела. Все это делала ее сестра, Пэт. Так что если у меня спросить, то моя мать – Пэт. Женщина, родившая меня, была совершенно чужим человеком.

– Но ведь Пэт уже с нами нет, верно? Вряд ли она восстанет из мертвых.

– Ты прекрасно знаешь об этом. – Кэролайн подтянула край одеяла еще выше. – Для того чтобы быть родителем, одной биологии мало, нужно идти на жертвы. Нельзя просто веселиться… и делать все, что твоей душе угодно.