Павлик извлек из нагрудного кармана шариковую ручку и принялся лихорадочно шарить по всем карманам в поисках клочка бумаги. Ни слова не говоря, Яночка подошла к грузовику, подобрала валяющийся возле него лист бумаги и принесла недогадливому брату. Благодарно кивнув, Павлик поспешно нацарапал на бумаге послание отцу и свернул ее в несколько раз.

— Не за ошейник, — посоветовала Яночка.Могут не заметить. Пусть держит во рту.

Хабр уже стоял в готовности, понимая, что сейчас получит какой-то приказ. Девочка подала собаке послание и приказала:

— Хабр, домой! Домой! Отдай папе! Папе! Быстро!

Осторожно взяв в зубы драгоценное послание, Хабр бросился исполнять приказ. Только его и видели!

— Ну вот, все в порядке, — сказал Павлик человеку с тележкой, недоверчиво наблюдающему за манипуляциями с письмом. — Сейчас сюда приедет наш отец и поможет нам. Давайте подождем на улице, у калитки. Вывалите вашу макулатуру на тротуар, или подождете немножко?

— Чего там, могу и подождать, — согласился владелец макулатуры. — Семьдесят кило, без обмана!

Отец Яночки и Павлика примерял перед зеркалом свитер, который вязали для него совместными усилиями жена Кристина и сестра Моника. В настоящий момент это была еще безрукавка, без воротника и рукавов. Решался сложный вопрос — будет ли будущий свитер застегиваться на пуговицы или достаточно просто вшить застежку «молнию». Обе женщины заставляли пана Романа поворачиваться перед зеркалом то в одну сторону, то в другую, выясняя, хорошо ли сидит изделие. В этот момент задергалась ручка входной двери.

— Хабр пришел, — информировал пан Роман. — Откройте ему дверь. Я лично предпочитаю «молнию».

— Сам откроет, — ответила жена.

И действительно, прыгнув на ручку, Хабр нажал на нее всем телом и, раскрыв дверь, прошмыгнул в нее. Ворвавшись в комнату, он бросился к пану Роману. Встав на задние лапы, собака уперлась грязными передними в новый свитер, вытянув вперед морду с зажатым в зубах письмом.

— Хабр! — укоризненно воскликнула тетя Моника. — Опять не вытер ноги! И когда ты научишься закрывать за собой двери?

— Похоже, дети прислали мне письмо, — сказал пан Роман, вынув послание из пасти пса и радуясь уважительной причине прервать надоевшую примерку.

Пани Кристина бросила тревожный взгляд на собаку, которая послушно принялась мять лапами коврик у входной двери, запоздало демонстрируя свою аккуратность. Нет, вроде пес спокоен, значит, с детьми не случилось ничего плохого.

Тем временем пан Роман прочитал письмо и обратился к женщинам:

— Могу я снять свитер? Он мне очень, очень нравится, но сейчас надо срочно ехать, вот, дети просят.

— Что-нибудь случилось? — все еще с тревогой поинтересовалась его жена.

— Нет, просто им удалось раздобыть макулатуру для школы, и они просят меня привезти ее на машине. Это недалеко, я быстро вернусь.

Осторожно снимая с мужа наметанное на живую нитку изделие, пани Кристина ворчала:

— Вы не находите, что школа слишком многого требует от учеников? Смотрите, сколько они должны собрать макулатуры. Целую гору! Сколько можно?

— Дай мне какую-нибудь большую сумку или мешок, — прервал ее сетования муж. — Павлик написал, что бумага не перевязана, надо куда-то сложить.

А Павлик не терял времени даром и торговался с владельцем макулатуры. Мало того, что договорились вот об этой, на тележке. Выяснилось, что мужчина профессионально занимается сбором макулатуры, и Павлику удалось уговорить его и впредь собранную им старую бумагу привозить не сюда, на Ружаную, а прямо к ним домой. Мужчине было все равно, и даже предпочтительнее доставлять свой товар частному покупателю, где не угрожала опасность ни неприема товара, ни обеденный перерыв, ни просто записка в дверях: «Ушел, скоро вернусь» (а известно, что это «скоро» может и до вечера продлиться) или и вовсе «Переучет».

Гору бумаги, привезенную паном Романом, свалили в прихожей под лестницей, преградив тем самым доступ к проходу в подвальное помещение. Правда, полученная паном Хабровичем в наследство вилла была большая и вместительная, но и эти сто килограммов макулатуры требовали немало места и, загромождая прихожую, отравляли жизнь. Павлик уверял, что это только до конца месяца, что первого ноября от горы не останется и следа, но мама все равно решительно потребовала от детей сложить свое имущество как-то компактнее, чтобы можно было свободно проникать в дом. И продолжала ворчать, никак не желая принимать во внимание объяснений Павлика о том, что ни у кого другого из их класса нет такой жилплощади, нет отдельного дома. Что было чистой правдой.

Через три дня дети уже обладали желаемым количеством макулатуры в триста килограммов и даже немного больше, и теперь все свои силы направляли на то, чтобы упорядочить эту гору. Мир перестал существовать для Яночки и Павлика. Сразу после возвращения из школы и до позднего вечера оба они торчали под лестницей, сортируя, складывая и связывая в пачки эту бумагу.

— С письмами осторожнее, — сказал Павлик сестре. — Проверяй, нет ли на конвертах марок, иначе дедуля нас проклянет!

— Есть марки, вот, гляди! Кто-то выбросил письма в конвертах. Письма порвал, а марки, представляешь, целенькие! И он их выбросил! Принеси ножницы.

— Э, да это самые простые, обычные марки, массовка, — пренебрежительно заметил Павлик, возвращаясь с ножницами.

Сестра возразила:

— Ну и что с того, что массовка? И среди обычных марок могут оказаться интересные, например с опечатками.

И Яночка, и Павлик в марках разбирались неплохо благодаря дедушке, известному в Польше эксперту-филателисту, и сами тоже начали коллекционировать марки.

В макулатуре письма встречались чрезвычайно редко, а тут вдруг попалась целая кипа разорванных вместе с конвертами писем. Вырезая ножничками марки с обрывков конвертов, дети, привыкшие к бережному обращению с марками, придерживали пальцами марку и с изнанки, поневоле иногда заглядывая внутрь конверта. Глаз выхватывал отдельные слова из писем, которые тут же забывались. Чужие письма не интересовали ни сестру, ни брата. И вдруг, уже отбросив половину конверта, с которой срезал марку, Павлик воскликнул:

— Ой! Сокровища.

И нагнулся, разыскивая только что выброшенный конверт.

— Какие еще сокровища? — не поняла Яночка.

— Кто-то в письме написал о сокровищах, честное благородное слово! Да где же это письмо? А вот оно. Слушай!

— Слушаю! Читай же! — нетерпеливо подгоняла Яночка, потому что брат молчал, разглядывая клочок письма.

— И в самом деле сокровища, — как-то неуверенно сказал мальчик. — Только вот не очень понятно. Тут всего лишь обрывок письма. Да ты сама посмотри.

Заинтригованная Яночка отобрала у брата клочок письма и стала читать.

— И в самом деле, пишет о каких-то сокровищах. Что бы это значило?