«А может быть, мне здесь так хорошо вовсе не из-за домика и этой чудесной зеленой травки, а из-за того, что мы опять вместе, как когда-то давно-давно? – размышлял Павел, пытаясь разобраться в своей душевной эйфории, – Ведь так приятно их видеть – Сашку и Ивана. Скучаю по ним, чертякам».

После того, как Подгорный покинул десять лет назад Москву и приехал домой в Санкт-Петербург, он не стал искать работу по полученной в институте специальности, а сразу устроился к знакомому бизнесмену и начал заниматься организацией железнодорожных поставок по всей России. Павел по сути своей отличался от Ивана и Александра большей физической леностью и инертностью, но был дисциплинирован, исполнителен, дружил с головой и недавно получил от босса в руководство отдельную фирму, о чем долгое время мечтал. Он любил командовать и указывать, что надо делать, но при этом прислушивался к мнению подчиненных, был коммуникабельным и добрым. Обожал шумные кампании, новые знакомства, посиделки и разговоры по душам.

С Александром Бурашевым и Иваном Кузнецовым Павла связывала давняя дружба. Вместе, когда-то в молодости, они учились в Московском авиационном институте, жили в общаге, гуляли по ночным клубам, подрабатывали грузчиками, чтобы не сидеть на шее у родителей и иметь возможность на свои деньги покупать девчонкам цветы, мороженое, шампанское и шоколадки. После окончания ВУЗа все трое пошли работать по специальности, устроились в Москве в конструкторское бюро, но через год сначала Бурашев уехал в Самару на родину, а потом и Подгорный отбыл в Санкт-Петербург. Только вятский парень Иван с его упорством, флегматичностью и непоколебимым душевным спокойствием, благополучно пережил период адаптации к столичной жизни и остался работать в московском конструкторском бюро. Благо его родной Киров от столицы был недалеко, и Иван часто ездил домой к родителям, когда становилось совсем тоскливо от низкооплачиваемой работы и бедной жизни в общежитии. Но, в конце концов, задержался Кузнецов в Москве, зацепился, выкарабкался в люди, перенес все невзгоды и печали. Не сломал его этот огромный, часто безжалостный к чужакам, мегаполис. А спустя некоторое время получил Кузнецов должность старшего инженера-конструктора, соответствующие регалии и повышение в зарплате, что позволило ему взять в кредит однокомнатную квартиру на окраине Москвы и полноправно представляться в незнакомых компаниях уже столичным жителем. Хотя коренные москвичи сразу определяли засланного казачка по его оригинальному вятскому быстрому говору. Однако Иван был скромен, стеснителен и не словоохотлив, больше любил слушать, чем говорить. Часами рассказывать Кузнецов мог только про звезды и самолеты, но эти темы среди его близких московских знакомых мало затрагивались и поэтому часто в больших компаниях Ивана даже не замечали.

А Саша Бурашев, приехав в Самару, попытался устроиться по специальности, но местный авиационный завод переживал непростые времена, заказы на новые самолеты катастрофически упали, штат предприятия сократили и новых работников не нанимали. Тогда Александр, параллельно работая таксистом, попробовал торговать акциями на фондовой бирже, вложил в них все свои сбережения, рискнул и, так было угодно судьбе, угадал со временем покупки ценных бумаг. Из-за легко заработанных денег, Бурашев потерял осторожность, продал однокомнатную квартиру и на все вырученные деньги докупил акции. Однако вскоре после этого на фондовом рынке цены резко обвалились. Проведя в расстройстве несколько недель, ворочаясь бессонными ночами и ругая себя за такой необдуманный и рискованный поступок, Александр, наконец, увидел, что цены на акции опять пошли вверх. Бурашев сделал вывод, что для психического равновесия ему необходимо срочно учиться, дабы предугадывать колебания стоимости ценных бумаг и спокойно спать по ночам. Он быстро нашел начальные программы обучения, закончил за три месяца два курса по основам биржевой деятельности, и через некоторое время оставил работу таксистом и начал зарабатывать себе на хлеб исключительно торговлей акциями. Работа ему нравилась, так как предполагала, с одной стороны, отсутствие подчиненных, а с другой стороны – отсутствие начальников, что вместе давало свободу в графике, в передвижениях, в выборе времени отпуска и защищала психику от стрессов, которые часто встречаются в делах с людьми. А личную свободу и душевное спокойствие Бурашев ценил больше всего.

Старые студенческие друзья в дни разлуки редко общались между собой, но обязательно поздравляли друг друга по праздникам: на Новый год и в Дни рождений, а если у кого-то менялся телефон или электронная почта, то обязательно об этом оперативно сообщали друг другу.

И вот, благодаря желанию приобрести себе новый отечественный автомобиль подешевле, Иван попросил своих давних товарищей помочь ему в выборе машины в Тольятти и перегоне ее своим ходом до Москвы. Этому неожиданному обстоятельству все трое были рады, ибо, даже, находясь долгое время в разных городах, часто вспоминали друг друга добрым словом и скучали, потому что именно в студенчестве, когда человек еще не замкнут, не обременен семейными проблемами и ему интересны новые знакомства, легче найти людей со схожими человеческими ценностями и жизненными интересами. А суровые общаговские условия, с недоеданием и недосыпанием, с конфликтами и разными испытаниями, как через сито отсеивали неблагонадежных товарищей, оставляя в когорте только верных друзей, на которых можно было положиться на всю оставшуюся жизнь, независимо где бы ты не находился и сколько бы ты с ними не был в разлуке.

– Слушай, Саня, я тебе начинаю завидовать, – развалившись в шезлонге, сказал искренне Павел, – Правда, завидую. Но не черной завистью, а белой – доброй. Если, конечно, такая зависть бывает.

– И чему может завидовать питерский генеральный директор, находясь в провинциальной Самаре? – заулыбался Александр.

– Нет, я серьезно в восхищении от того, как ты живешь. Хотелось бы, чтобы у тебя и дальше было все окей. Чтобы также стоял этот уютный домик недалеко от Волги, чтобы также на участке разводили огонь и жарили шашлык, чтобы у тебя было много друзей, но только настоящих, таких, как мы с Иваном. Хе-хе-хе, – тихо засмеялся Паша.

– Я и сам себе иногда завидую, – сказал Александр, – Но, мечтаю уже о другом. Тоже хочу жить в доме, но в большом и каменном, а не в таком маленьком и деревянном, как сейчас. А также я хотел бы, чтобы мой дом стоял на самом берегу Волги и в другом районе города – повыше по течению. Хотел бы, чтобы участок был побольше и весь утопал бы в цветах и винограде. И чтобы у меня стояла в гараже парочка машин – джип и кабриолет, а также квадрацикл, чтобы гонять на нем по побережью Волги с сыном или с женой.

– Здрасьте – приехали, – усмехнулся Павел, – У такой большой речки жить и о машинах мечтать?! Эх ты, Санек. Надо в данном случае о яхте думать, да о красотках в эротичных купальниках на верхней палубе, а не о квадрацикле и жене. Хе-хе-хе.

– Одно другому не мешает. Мечтать, так на полную катушку. И я ведь еще не всё о своих желаниях рассказал. А мечтать, как ты знаешь, я люблю. Долго могу говорить на эту тему, – широко улыбнулся Александр.

– Ну, извини, браток, что перебил, – улыбнулся в ответ Подгорный, – Давай, продолжай дальше.