– Ты так разгорячилась! Может, мне надо было снять что-нибудь с тебя? – говорит этот наглец, надевая через голову рубашку.

– А что от этого изменилось бы?

Кроме того, что стыда было бы раз в десять больше.

Парень замирает и ухмыляется этакой самодовольной сексуальной ухмылкой. Я не хочу поддаваться ее чарам, но, кажется, не удержусь.

– Если бы я тебя раздел, ты сейчас так не бесилась бы, это точно.

Во рту становится сухо, в мозгу, будто выхваченные из тьмы вспышкой камеры, мелькают картинки: вот он снимает с меня блузку, стаскивает через голову, его руки на моей коже, его тело прижимается к моему, губы так близко, что я почти могу попробовать их на вкус. Всего-то и надо, чтобы весь гнев забылся.

Я смотрю на парня с открытым ртом – опять, а он заправляет в брюки рубашку. Справившись с задачей, делает шаг ко мне. Я стою неподвижно. Его ухмылка превращается в соблазнительный изгиб, от которого мои колени слабеют. Я совершенно зачарована и смущена тем, в какое возбуждение приводит меня его шепот. Парень говорит мне прямо в ухо:

– Ты бы лучше закрыла рот и не искушала меня, а то не удержусь от поцелуя. Вот тогда тебе и правда будет о чем переживать.

Я втягиваю воздух. Меня шокировала не его фраза, нет. Мне действительно хочется, чтобы он сделал то, о чем говорит. Это факт. От одной мысли об этом у меня напрягается живот.

Парень отклонился назад и посмотрел на меня сверху вниз. Не знаю почему, но я плотно сжала губы.

Он заметил.

Черт!

По его лицу волной прокатывается разочарование. И это вызывает во мне какую-то извращенную радость.

– Тогда, может быть, в другой раз, – говорит парень и подмигивает мне. Откашливаясь, делает шаг назад и смотрит влево. – Леди, – произносит он, кивая девушкам, которые не обращают на него ни малейшего внимания, потому что наблюдают за Джейсоном, дразнящим Шоуни своим уже обнаженным торсом. Тогда мой незадачливый партнер смотрит на меня и говорит, намеренно с южным акцентом: – Мэ-эм.

Отрывисто кивает, разворачивается, открывает дверь и выходит из комнаты, тихонько притворяя ее за собой.

Никогда прежде я не испытывала такого сильного искушения броситься за кем-либо вслед.

* * *

С трудом разлепляю веки, готовясь к тому, что в голову вонзятся острые ножи. Однако ясный сентябрьский свет, льющийся в комнату через окно, не вызывает болезненных ощущений. Странный случай: похмелье, какого еще не бывало. Но я рада.

Тем не менее боль ощущается – ее вызывают воспоминания об унижении, испытанном вчера вечером. Они возвращаются ко мне очень быстро, вместе с образом Кэша – ослепительного владельца клуба. В голове всплывают живописные подробности – высокий сильный парень с прекрасным лицом и совершенным телом. И улыбкой, за которую можно умереть. Я перекатываюсь на живот и утыкаюсь лицом в подушку.

О мой бог, он был такой обалденный!

Даже сейчас я жалею, что он не поцеловал меня. Глупо, но это могло сделать мое фиаско не таким… полным.

Ругая себя, переворачиваюсь обратно на спину и устремляю взгляд в потолок. Я достаточно умна, чтобы осознать, когда проигрываю из-за одной своей серьезной слабости. Когда я думаю о его темных глазах, побуждающих меня раздеть его, мой пульс ускоряется и тепло разливается по всему телу при мысли о прикосновении его губ к моим губам – это достаточные основания для радости, что больше я никогда его не увижу. Он воплощение того, что нужно мне в этой жизни не больше, чем дырка в голове, – любовного интереса к плохому парню, очередного.

Как всегда, размышляя об идеальных кошмарных отношениях, я вспоминаю Гейба. Кэш сильно его напоминает. Самодовольный, сексуальный, полный шарма. Строптивый. Мятежный.

Сердцеед.

Сжав зубы, выползаю из-под одеяла и плетусь в ванную. Я выбрасываю Гейба из головы, не даю этому поганцу ни единого шанса еще хоть на одну секунду моей жизни.

Вылив на лицо достаточно холодной воды, чтобы почувствовать себя хотя бы наполовину человеком, неверным шагом иду на кухню. Прохожу гостиную. Роскошная дизайнерская мебель, со вкусом подобранные предметы искусства в нужных местах – все мимо сознания. Уже почти две недели, как приятельница, с которой я снимала комнату, слиняла куда-то, и мне пришлось переехать к своей богатой кузине Мариссе. Наконец я привыкла к виду роскоши, в которой обитает другая часть человечества.

«Ну, вроде того», – думаю я, останавливаясь, чтобы взглянуть на стенные часы за две тысячи долларов.

Около одиннадцати. Немного злюсь на себя за то, что проспала бо́льшую часть выходного, поэтому вхожу на кухню ворчливая и ощетинившаяся. Марисса сидит у кухонного островка, закинув длинные голые ноги одна на другую и выставив их в сторону угнездившегося на высоком стуле парня. Это зрелище не улучшает настроения.

Я мрачно смотрю на широкую, затянутую в лен спину и мощные плечи, на темно-русые волосы. Каких-то полсекунды соображаю, во что одета (мальчишеские шорты и топик на тонких бретельках) и как выгляжу (спутанные черные волосы, заспанные зеленые глаза и недосмытая косметика). Не отправиться ли обратно в свою комнату? Вопрос отпал, потому что Марисса заговорила со мной.

– Вот и ты, Спящая красавица! – Она тепло улыбается мне.

Это подозрительно.

Марисса никогда не встречает меня приветливо. Никогда. На нее можно смело ставить трифекту[1]на тотализаторе – она займет три первых места по испорченности, высокомерию и ехидству. Если бы у меня был любой другой вариант обретения крыши над головой, я бы непременно им воспользовалась. Не то чтобы я ей не благодарна. Я благодарна. И выражаю признательность тем, что плачу свою часть аренды, о чем Марисса вообще не заботится (это делает ее отец), и не душу ее во сне. Я считаю, это большая щедрость с моей стороны.

– Доброе утро, – говорю я неуверенно, хриплым голосом.

Широкие плечи, заслоняющие Мариссу, разворачиваются ко мне вместе с русой головой. Порочные темно-карие глаза Кэша заставляют замереть, останавливают дыхание.

Это Кэш, вчерашний владелец клуба.

Чувствую, как у меня отпадает челюсть и желудок проваливается куда-то под пол. Я удивлена и смущена, но больше всего меня поражает, насколько привлекательнее он выглядит при дневном свете. Втайне я надеялась, что моя реакция на Кэша прошлой ночью вызвана алкоголем вкупе с тем фактом, что я снимала с него одежду.

Очевидно, ни то ни другое не имело отношения к моим переживаниям.

– Что ты тут делаешь? – смущенно спрашиваю я и вижу, как он слегка хмурит бровь.