— Видела, — ответила я спокойно. — Семка Банников свинью оседлал и катается на ней.

— Тьфу ты, паралик его расшиби! Я уж думал, и правда чего случилось. Чтоб этот гад себе шею сломал! — С этим миролюбивым пожеланием механик ушел к себе.

Но народ еще долго не мог успокоиться.

Я вернулась домой, книжки расставила, осталось лишь подмести (сегодня ребятишки заходили, а после них всегда много сора), как дверь со скрипом отворилась и в нее просунулась голова Симки.

— Тонь, ну ты чего? Я тебя жду, жду, — обидчиво протянула она.

Я удивилась:

— А чего ты меня ждешь?

— У тебя память отшибло? Мы же договаривались с тобой в пещеры идти.

— Разве на сегодня уговор был? — засомневалась я.

— Да какая разница, сегодня или нет, ведь уговаривались же?

— Да ладно, чего ты кипятишься?

На другую сторону нас Марюткин переправил, у него покос на той стороне. Перед лазом я чего-то запнулась, Симка хихикнула и полезла вперед. Первая пещера оказалась маленькой и неинтересной, лаз во вторую — узким и страшно неудобным, но мы пролезли. Свет туда совсем не доставал, поэтому я зажгла огарок и подала его Симке.

— На, убогая ты моя, а то еще шею ненароком свернешь!

— Не дождешься! — клацнула она зубами.

— Подожди, давай уйдем, а? Глядеть тут нечего, не по нутру мне тут. — Я прислушалась, не то где-то что-то капало, не то шуршало. — Может, уж или змея?

Она взвизгнула и ломанулась бежать. Я — за ней следом. Как и надо было ожидать, в узкой щели она застряла и смешно задрыгала ногами. Я стала пропихивать ее, и тут до меня дошло, что лезем мы совсем в другую сторону.

— Симка! — ахнула я. — Погоди дрыгаться-то, сейчас…

Но договорить я не успела, подружка заорала благим матом и исчезла. И что странно, больше не орала, только сопение слышалось и топтание. Может, зверь какой? — со страхом подумала я, вздохнула и тоже полезла. То ли нога подвела меня, но была я настолько неуклюжа, что упала головой вниз.

Когда я разлепила глаза, рядом со мной на травке лежала Симка, глаза у нее были крепко сожмурены, она стонала и скребла по траве руками, словно хотела собрать ее под себя побольше. Я пихнула подружку в бок.

— Домой пойдем?

— Тоньк, ты это? А медведь где?

— Вот горе-то горькое, совсем сдурела? Какой тебе медведь?

— А где мы?

— На речке, загораем, — уверенно ответила я, но тут же меня сомнение взяло, Симка была полностью одета, пошарив по себе рукой, я определила, что тоже не в купальнике. — Странно, — протянула я. — А ты не помнишь ничего?

— Медведя помню, сожрать меня хотел.

— Хотел бы, так сожрал.

Передо мной появились грязные загорелые ноги, пацаненок лет семи с большим интересом рассматривал нас, даже рот забыл закрыть.

— Вина, что ль, напились? — хихикнул он.

— Иди отсюда, а то уши надеру! — заругалась Симка и села, ошарашенно завертев головой. — А ведь это Печоры, Тонька, ей-богу, Печоры! — изумилась она. — Как же мы тут оказались?

С утра у меня на сердце было неспокойно. Ох и не люблю я такое настроение! Видно, надо завязывать по пещерам лазить, права бабка моя. Не верю я ни в какого медведя, мы с Симкой довольно тощие и то в некоторых местах еле пролезли, а медведь — зверь крупный, как он туда попал? А потом что же, он нас вынес лапами своими, да и уложил рядком у самых Печор? Симка так перепугалась, глаз не кажет четвертый день. Дверь заскрипела, я подняла глаза, ни дать ни взять — видение! На пороге стояла моя мать в ярко-красной шляпке с вуалью, синей вязаной кофточке и длинной черной юбке, на ногах у нее красовались лаковые туфли, слегка потрескавшиеся, но все еще нарядные.

— Здравствуй, дочка. — Голосок звучал неуверенно и слегка виновато.

Улыбка плохо держалась на ее губах, то и дело сползала. Ужасно было ее жалко, и в то же время брала злость.

— Что у тебя за праздник такой сегодня?

— Годовщина у меня, — потупилась мать.

— Как отец пропал?

— Свадьбы, — совсем закраснелась мать. — Мы ждем тебя, я и стол накрыла, хороший стол получился, посидим как люди.

— Как люди не получится! — отрезала я.

— Не придешь, значит? — Губы у матери задрожали, но я упрямо отвернулась, чтобы не смотреть в ее заискивающее, испуганное лицо.

Дверь за ней тихо закрылась.

— Вот овца! — специально растравляла я в себе злость, чтобы не зареветь белугой от жалости и тоски.

Не успела я передохнуть, как дверь хрястнулась о стену, влетела возбужденная Симка и забулькала что-то нечленораздельное.

— Остынь, а не то закипишь, как бабкин самовар, — посоветовала я ей с раздражением, предчувствуя, что эта сорока принесла мне на хвосте не лучшие новости.

— Ромка приехал, представляешь?! — выбулькала она наконец.

— Ну и что? И так было ясно, что приедет, что ж такого?

— А то, свадьбу играть будут!

— Кто? — растерялась вдруг я.

— Иван Пихто! Ромка с Галочкой.

— Да она же беременная, ты сама говорила, какая же свадьба с животом-то? — Теперь уже я вытаращила глаза.

— Какая разница! — всплеснула руками Симка. — Теперь даже когда пузо на нос лезет, и то не стесняются, а у Галочки пока не очень заметно. Мать с бабкой мечутся как угорелые, варят, жарят, прямо пыль столбом. Водки накупили много и шампанского! Мамка моя тоже там помогает, они же нам родня, ты знаешь.

— А ты пойдешь на эту свадьбу?

Симка мигом опустила глаза и порозовела до самой шеи. Потом почему-то шепотом ответила:

— Не знаю еще.

— Пойдешь, значит, — заключила я.

Сегодня Ромкина свадьба. Значения она не имеет, он уже давно расписан с бывшей моей подругой, только вот сердце все равно щемит. Прошлым летом я каждый день спать ложилась счастливая и вставала радостная. Очень уж сильно я тогда Ромку любила. Чуб его пшеничный да глаза синие весь свет мне затмили. Только счастье мое коротким оказалось, даже до конца лета его не хватило. Врал мне Ромка, обманывал меня, а я, дурочка, верила, что он меня любит. Как узнала, что Ромка уехал, так недели две ходила будто в тумане, на людей натыкалась. Но это еще не было самым большим горем, самое горькое случилось, когда я письмо от него получила.

«Никогда бы я на тебе не женился, зря ты надеялась. Кто же калеку замуж возьмет?» — вот так мне и написал, а клялся, что нога моя больная его не волнует. Потому теперь и сердце у меня болит. Но ничего, я справлюсь, я сильная. Вот и бабулька моя говорит, что мы, бабы, семижильные. Вон впереди роща, за ней два больших поля, а потом лесом идти, пока в Федосьину избушку не упрешься. Я раза три у нее была, и каждый раз меня поражало, что вроде нет никаких признаков жилья, а вдруг раз — и избушка! Бабулька все посмеивалась надо мной.