Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Попс еще раз выглянул в окно, чтобы решить, не пойти ли ему прогуляться. Задний двор был покрыт блестящими каплями утренней росы, а небо было сумрачно-серым. Он решил, что сегодня на пристань не пойдет. Солнце не могло пробиться сквозь облака и высушить росу. Попс не боялся мокрой травы, но Уилл беспокоился о нем, так что он решил не огорчать внука и уступить его желаниям.
Он не тяготился стремлением Уилла защитить его. Уилл пожертвовал большей частью своего личного пространства, чтобы поселить у себя своего единственного оставшегося в живых деда. Парень даже избавился от половины своей библиотеки, чтобы разместить книги деда, которыми тот очень дорожил и которые содержал в идеальном порядке.
Попс снова задвинул шторы, и комната погрузилась в полумрак. Он стал узником плохой погоды, его суставы ныли, и он позволил себе пожалеть себя. Иногда жалость была желанным компаньоном. В конце концов, такому человеку, как он, трудно было смириться с тем, что время лишает его подвижности и сноровки.
Он мало о чем сожалел. В восемьдесят один год это было не так уж плохо. Он женился на хорошей женщине. У них был прекрасный сын. А теперь у него есть Уилл. Воспоминания были очень приятными. И он каждое утро просыпался, открывал глаза и строил планы на день. Чего еще можно было желать в этом возрасте?
Настанет день, когда он просто закроет глаза и больше не откроет их. Так он себе это представлял. А Уилл, наоборот, постоянно видел кошмар, в котором Попс поздно ночью садится в лодку и тонет. Уилл всегда о чем-нибудь беспокоился. И Попс мало что мог сделать, чтобы изменить это. «Это всего лишь сон», – заверял он внука. Он даже заходил в спальню парня, когда слышал, как он мечется во сне. И гладил его по голове, как делал это тысячи раз, когда Уилл был ребенком. Попс понимал, что такое кошмар. Человек, переживший Вторую мировую войну, прекрасно осознавал власть плохих снов. Но жизнь Попса закончится не так. Он уснет, а потом проснется ясным утром на Небесах. Где не будет никакого артрита и никакой росы, мешающей прогуляться до пристани. Попс улыбнулся.
Скрюченные пальцы дотянулись до настольной лампы и нащупали выключатель. Он взял со столика Библию в потрепанном кожаном переплете и начал читать с того места, где остановился накануне утром, всем сердцем впитывая священные слова.
Потом закрыл книгу, почувствовав волнение и вместе с тем уверенность, что произойдет что-то новое.
– Я не боюсь умереть. – Он выставил вперед подбородок, а его взгляд снова обратился к окну. – Но я не боюсь и жить.
Уильям поднялся, надел ботинки и пошел вниз, чтобы взять ключи от лодки. Он направлялся на пристань.
К утру шторм утих, а металлическая коробка ждала на столе. Эдриэнн проснулась поздно, и все ее мышцы болели. Она явно перетрудилась накануне. Вот что может сделать с телом очистка камина, который более полувека покрывали разными слоями штукатурки. Счищая ее, она могла даже назвать времена, в которые камин перекрашивали. Желтый цвет – шестидесятые годы, зеленый цвет авокадо – семидесятые. А потом слой за слоем белые. Но она почти полностью закончила очистку. Остались небольшие детали. Желание закончить эту работу подстегивало ее весь день. Но утро сменилось днем, день – вечером, а она все скоблила и скоблила, как безумная, отирая пот со лба и отбрасывая непослушные пряди волос, падавшие на глаза. Она почти не прерывалась. Сейчас она жалела, что не проявила здравого смысла. Каждый мускул ее тела буквально кричал. Ей необходим был массаж.
Но новый дом наконец становился теплым, компенсируя холодный брак, который она столько лет терпела. И в этом заключалась поэтическая справедливость. В результате развода она получила достаточную сумму денег, чтобы купить этот дом и отреставрировать его. А пока реставрирует, она будет решать, что дальше делать со своей жизнью. На сегодняшний день дом станет ее единственным занятием, ее самым желанным компаньоном. С его изумительной веранды, простиравшейся вдоль задней стены, открывался потрясающий вид на Мексиканский залив. Волны нежно набегали на песок по утрам, когда она пила отличный кофе и размышляла над планами на день. Но сейчас ее тело было измучено тяжелой работой. Эдриэнн нужно было научиться не обращать на это внимания. И сегодня она решила вообще не заниматься домом. Хотя она в любом случае не смогла бы поднять молоток, даже если бы очень захотела это сделать. Мускулы объявили забастовку. И внимание было направлено на другое. Эдриэнн поспешно спустилась вниз, сделала себе кофе и устроилась в удобном кресле, чтобы читать. Она положила фотографию рядом с собой и взялась за письма.
Август 1944
Дорогая Грейси,
возможно, это письмо покажется тебе коротким, но я обещал делиться с тобой всем, что со мной происходит. Война меняет человека. Я не могу объяснить это по-другому. И хотя мир вокруг меня кажется серым и я повсюду вижу смерть, существуют и маленькие яркие точки на этом темном холсте. И я живу ради этих светлых точек. Но сегодня я встретился со смертью. Она караулит нас везде, даже когда мы отдыхаем, и она безжалостна. Она не признает никаких границ. Мы находились в лагере, кто-то беседовал, кто-то играл в карты, ожидая очередного приказа. Раннер, расслабившись, сидел за столом, а в следующую секунду упал. Нас обучали сражаться в бою, но сказали, что смерть может ворваться в обыденную лагерную жизнь. Эта смерть потрясла меня, потому что только недавно мы с Раннером сидели допоздна, разговаривая об океане, рыбалке и о жизни в целом. О его планах после окончания войны. О моих. Я рассказал ему о тебе, и о Саре, и о глубоководной рыбалке в Мексиканском заливе. Мы шутили, что скоро будем рассказывать друг другу рыбацкие истории. А сегодня его уже нет. Мы потеряли многих. И на их место прибывают другие. Это закон войны. Война – закон смерти. Но смерть – не закон жизни. И тем не менее мне начинает казаться, что это так. Смерть – не феномен. Жизнь – феномен и божественный дар.
Я не буду скрывать от тебя ничего, что вижу. Ты сильная, Грейс. И если я не стану делиться с тобой, часть меня словно закроется. Я не могу позволить этому случиться. Я не хочу прятать от тебя хоть какую-то часть себя. Я люблю тебя. Прости, что люблю так сильно.
К тому моменту, когда Эдриэнн закончила читать письмо, в голове у нее сложился план. Она быстро приняла душ и направилась к выходу, держа в руке обрывок бумаги с нацарапанным адресом. Фотографию положила в карман куртки.
Она отгоняла от себя мысли о возможном развитии событий, чтобы сосредоточиться на управлении машиной. Ей нравилось, что по дороге часто попадались знаки, указывающие направления к пляжам, и маленькие магазинчики, продающие снасти для рыбалки и выглядящие так, будто сильный порыв ветра вот-вот снесет их. Вдоль шоссе росли пальмы, и вид из окна помогал не скучать в дороге.
Меньше чем через двадцать минут Эдриэнн уже прибыла на место. Она начала жевать внутреннюю часть щеки, потому что нижняя губа уже не вынесла бы этого издевательства, и принялась рассматривать дом. Первоначальное воодушевление постепенно сходило на нет. Все утро эта идея казалась ей хорошей. Но теперь ее охватило мрачное предчувствие. Это был глупый поступок. Она приложила руку козырьком к глазам и стала рассматривать симпатичный дом, находящийся по адресу: 41123, Канал-Бульвар. Она сверила адрес с тем, который был записан у нее. Но что она скажет? Привет, я жалкая разведенка, вынужденная жить чужой жизнью, читая письма людей, с которыми никогда не встречалась. Эдриэнн положила руку на живот. Разведенка. Она до сих пор не примирилась с этим. Сам развод прошел гладко. Эрик – блистательный кардиолог и неверный муж – позаботился об этом. Но быть разведенной женщиной в двадцать восемь лет – с этим было трудно смириться. Конечно, она еще молода. Она вышла замуж сразу после окончания колледжа. А теперь она разведена. Что заставляло ее чувствовать себя неудачницей. Она провела пальцами по волосам в попытке отбросить эти мысли. Но такие вещи, как развод и разочарование, не так легко забыть.