поддерживать огонь в очагах. Большую часть времени они, кстати, отдают не работе, а болтовне, от которой получают неимоверное удовольствие. Иной раз, услышав новую сплетню, они начинают так хохотать, что некоторые даже заваливаются на спины и смешно трясут ногами.

Сплетни их касаются того обычно, как какой из их мужчин повёл себя глупо и выставил совершеннейшим "опахо" — юнцом, не попробовавшим женщины. Секс тоже занимает приличный кусок их болтовни и обычно касается обсуждения достоинств и недостатков того или иного полового партнера, потому что семьи в европейском понимании у раафи нет. Семьи у них совершенно текучие, и женщины имеют полное право легко и безо всякого развода временно или на постоянной основе переходить к другому мужчине, иногда даже без особого его на то желания и даже согласия. В иные моменты семьи начинают выглядеть весьма экзотично, например, у одного мужчины образуются сразу три жены, или, наоборот, одна женщина живет сразу с двумя или тремя мужчинами. Возникающие через это споры и конфликты обычно разрешает “мать племени”, но она тоже женщина. Дети же воспитываются всем племенем в равной степени, поэтому от таких переходов и трансформаций, похоже, ничуть не страдают.

К вечеру мужчины возвращаются, и дальше женщинам предстоит разделать рыбу и развесить её по веревкам, а другую часть нажарить на ужин. За общим ужином начинаются “юни” — нечто среднее между священным мифом и страшной сказкой. Страшное в них в основном предостерегает от пустого брожения в темноте и обижания священных черепах, а священное объясняет, как в этом мире вообще жить. Множество, кстати, весьма остроумных рецептов. Кое-что весьма полезно.

***

— Ты с ума сойдешь со скуки! — сказала ему коллега. — Это ж надо — полгода!

Может, он и хотел бы наконец поскучать. Смерть от скуки не так уж и плоха, если выбирать между него и, например, смертью от рака.

У него две конференции в неделю. У него на курсе "Введения в антропологию" у студентов такие бездонно-пустые глаза, что он уходит из аудитории обессиленным настолько, будто эти люди напрямую его едят. Им питаются, а он всё равно должен приходить в эту аудиторию к этим людям два раза в неделю.

Он улыбается:

— Зато представь, насколько приятно будет возвратиться обратно и съесть гамбургер.

Коллега фыркнула.

Её предмет научных интересов настолько далек от современности, что никакие командировки невозможны, ей хватает работы в местном археологическом музее и в её понимании отсутствие благ цивилизации — это когда в доме заканчивается туалетная бумага.

***

Драконы в местной мифологической картине мира занимают особое место. Они не едят людей, что уже хорошо. Они появляются на рассвете в один совершенно особенный день лета раз примерно лет в десять. Как какие-то афродиты, собираются из пены океанской, чтобы выползти на берег, наесться манго и заняться любовью, а к закату уплывают на десять лет обратно, откуда бы они там ни приплывали.

Это то рациональное зерно, которое удалось вычленить из бесконечного переплетения мифов (они каким-то образом связаны одновременно и Великом Богом, создателем этого острова, и Девой Марией, возможно даже — сексуально). Кроме прочего про них известно, что когда нужно, они общаются человечьими голосами и способны излечить любую болезнь, если пожелают, но желают они редко, а если не желают, то их и не уговоришь.

А ещё после их отплытия обязательно начинается ливень, открывается сезон дождей и на деревьях начинают вызревать плоды вдвое больше обычного и очень сладкие. Дети, родившиеся через девять месяцев после драконьей ночи, одарены всяческими талантами и богатырским здоровьем и иногда уплывают с острова вслед за драконами (обычно они доплывают до Бразилии и там получают школьное образование, узнают, что существует кино, интернет и гамбургеры и назад уже не возвращаются). В целом же драконы несут с собой облегчение (понимай как хочешь).

***

Он заболел. Виновата — определенно и ясно — вчерашняя похлёбка. Рыба в ней была какая-то слегка несвежая, что ли.

Похоже было на сезонный грипп, но откуда бы взяться на острове гриппу, так что точно — похлёбка.

Сперва его вырвало, после чего затрясло и неудержимо потянуло в сон. Он едва добрел до своей лачуги на отшибе, рухнул на циновку, успел ещё подумать, что до корабля ещё почти три недели, так что если это что-то смертельное, то узнают о его смерти нескоро.

Затем его трясло и швыряло то в жар, то в лёд. Он пропотел насквозь, а в следующем приступе озноба кутался в промокшее одеяло, но оно мало помогало. Кажется, кто-то приходил, переговаривались высокими голосами, сварливо и раздраженно.

Он хотел было попросить помощи или хотя бы выгнать из дома. Они, впрочем, ушли сами, и долго было темно и тихо. Он успел заснуть и увидеть сон, в котором опять умирала жена, её хоронили, а вместе с нею хоронили его самого. Закидывали землёй и комьями тяжелой рыжей глины.

Он проснулся только после того, как глина залепила ему рот и нос и решительно нечем сделалось дышать.

Он проснулся.

Была глухая ночь. За тонкими стенами шумел океан, у изголовья горела доисторическая маленькая керосинка, а сама мать племени дремала, прислонившись к опорному столбу крыши. Во сне рот её приоткрылся и по подбородку стекала слюна.

Он заснул снова, не чувствуя себя лучше и зная, что сны опять будут злыми и страшными.

***

Один из студентов задал вопрос:

— А зачем вам нужна антропология?

Это было уже после высасывающей все силы лекции, поэтому он устало и автоматически сказал:

— Антропология изучает людей. Выводит законы их поведения и мышления, что помогает прогнозировать развитие…

— Нет, — перебил студент. — Лично вам, профессор. Зачем?

Он ответил что-то невразумительное, вроде бы — что это интересно и захватывающе. И больше того студента у себя на лекциях не встречал.

У него вообще к концу курса не так много слушателей осталось.

Чёрт возьми, думал он. Как же любимейшую из наук он сумел превратить в скучнейшую.

***

Сны и были страшными. Ему снова чудилась могила, залепляющую лицо глина.

Потом пришёл черёд драконов. Они шли и шли из океана, огромные, голодные, с горящими красным чудовищными глазами, с огромными когтями.

В следующий раз проснувшись, он понял, что устал после таких снов просто смертельно.

В лицо совали плошку, пахнущую рыбой, и его чуть снова не вырвало.

Если он здесь помрёт, его квартира достанется обществу защиты животных. Наверно, ребята будут рады.

***

Когда раафи чувствует, что пришло время умирать, он велит