Его уверенность быстро передалась другу, ему не терпелось приступить к началу эксперимента, и Лешка всячески поторапливал.

— Нам некуда спешить, — сказал Сурков. — Раз мы играем в кошки-мышки со временем, значит, его имеем.

— Не знаю, что ты хотел этим сказать, но мне тут в голову пришла одна тревожная мысль: а если в дальнейшем кто-то догадается об этом еще?

— Ну и что?

— Не боишься конкурентов?

— А с какой стати?

— Ну, например, кто-то поймет, как мы разбогатели, и начнет вырубать всех твоих родственников до тех пор, пока ты снова не станешь нищим.

Слово «нищим» Лешка сказал с презрением, дав понять, что оно никоим образом не относится к нему.

— Ну, во-первых, ты еще не разбогател, — сказал Сурков, сделав ударение на «ты». — А во-вторых, в прошлом ничего изменить нельзя.

— Тогда как же твои родственники изменят свое прошлое?

— А они не будут его менять. Я действительно разбогатею, они только передадут мне послание, вот и все.

— У меня плохое предчувствие, — сказал Лешка. Он поставил в прихожей Суркова звякающую авоську, осмотрел ее внимательно и повторил:

— У меня плохое предчувствие.

— Да будет тебе, — постарался подбодрить Сурков, — давай для храбрости!

После первой стопки оптимизма прибавилось. Лешка порозовел, как поросенок, стал подшучивать и похрюкивать.

— Подожди, — прервал его Сурков. — Мы с тобой упустили одну очень важную деталь: не определили степень кондиции.

— А зачем?

— Как — зачем?! — возмутился Сурков. — Мы еще не напились, а ты уже хрюкаешь, как свинья.

— Да, — Лешка озабоченно почесал затылок. — Есть один надежный способ. Но для этого нужна женщина, да не простая, а страшная. Надо посадить ее здесь, и как только мне ее захочется, значит, я дошел до кондиции.

— Ну, это не проблема, — сказал Сурков, — только клеить страшных женщин в трезвом виде неприлично, поэтому предлагаю выпить.

После первой бутылки желание идти за страшными женщинами окрепло. Друзья вышли на улицу и направились вдоль дороги, рассматривая представительниц прекрасного пола. Как назло, страшных среди них не попадалось. Тогда Лешка предложил идти к городскому парку, он знал одно место, где было много женщин, причем на любой вкус, а так как считал себя обладателем изысканного, то легко бы мог найти себе подружку не по вкусу. Но это был просто не Лешкин день, и женщин не по вкусу он там не обнаружил.

— Вот так бы всегда, а то, на кого ни посмотришь — крокодил. Но сегодня просто праздник какой-то.

Когда друзья совсем отчаялись, Сурков увидел на остановке то, что они искали. Это была небольшого роста и неопределенного возраста девушка, настолько страшная, что Лешка шепотом предупредил:

— Я столько не выпью.

— Надо, — приказал Сурков и подтолкнул его вперед.

Лешка подошел к девушке и стал напрягать синапсы головного мозга, соображая, что же в таких случаях сказать. Наконец, поняв, что сказать ничего нельзя, а можно только сделать, он произнес:

— Девушка, одолжите пистолет.

— Вам надолго? — спросила девушка, протягивая «Макаров» рукояткой вперед.

— Нет, только застрелиться.

— Тогда быстрее: сейчас подойдет мой автобус.

Лешка прислонил вороненый ствол к виску и почувствовал, какой он холодный, что тут же подействовало отрезвляюще.

— Разве вы не видите, девушка? — вмешался Сурков. — Молодой человек в вас влюблен, да так сильно, что готов с жизнью расстаться.

— Как все запущено, — сказала дама.

— Неужели такой благородный порыв не вызвал в вас ответных чувств?

— Вот еще! — напряглась девушка. Очевидно, с ней никто так не разговаривал и она не понимала, чего же от нее хотят. — У твоего друга крыша едет, а ты — чувства.

— Уверяю вас, девушка, он очень хороший человек.

— Да что ты все за него говоришь? Он у тебя немой?

— Он оглох от любви, — поэтично произнес Сурков. — Ничего не видит и не слышит.

— Везет мне на калек, — вздохнула девушка. — Звать его хоть как?

— Алексей Людмирский, а меня — Игорь Сурков.

— А короче?

— Меня Гоша, его Леха.

— А меня Эля.

— Эля? — зачем-то переспросил Сурков. — А более официально?

— Эльза Аппетитовна.

«Безобразная Эльза», — подумал Сурков и тут же устыдился своей мысли.

— Эльза Аппетитовна, а не пойти ли нам ко мне и не выпить ли по бутылочке пивка?

— Лучше водки, — рассудительно сказала Эльза.

— Сказано — сделано, — наконец произнес Людмирский.

— Э-э! — Эльза отвела в сторону ствол пистолета, которым Лешка раскачивал из стороны в сторону, — он у тебя действительно чокнутый.

Она решительно отобрала оружие и сунула его за пояс так привычно, словно проделала это с авторучкой.

— Показывай, Дон Жуан, свои хоромы, — обратилась она к Суркову.

Сурков обнял одной рукой Эльзу, другой — Людмирского и увлек обоих дальше от остановки, на которой уже давно поглядывали в сторону Суркова, Людмирского и Эльзы.

* * *

Сурков твердо решил, что будет выкуривать по одной сигарете после каждой бутылки пива. Когда сигареты закончились, он понял, что неверно составил пропорцию, так как пиво кончилось, а водка еще оставалась, даже несмотря на то, что Эльза налегала на бутылку не хуже Людмирского и Суркова вместе взятых.

«А еще говорят, слабый пол», — подумал Сурков, и, к его удивлению, пол наклонился и больно прижал лицо.

«Обиделся», — пронеслось в голове у Суркова. Он стоял, боясь пошевелиться, опасаясь очередной агрессии со стороны пола. Дышать было тяжело, но Сурков терпел. Простояв так несколько часов, он задремал. Когда Сурков открыл глаза, все было на своих местах, пол, как и положено, был внизу, а Сурков — по всем законам физики — сверху. Однако утро было каким-то необычным. За окном шел противный дождь, а мысли, словно мухи, летали вокруг головы нагло и беспорядочно. Даже если какая-то и залетала в голову, то приносила только дискомфорт и разочарование.

Сурков поставил на плиту турку, и пока вода закипала, попытался вспомнить, чем закончился вчерашний вечер. Кофе закипел неожиданно быстро. Сурков читал об этом в каком-то романе у Жюля Верна, но оказалось, что это всего лишь храп Людмирского, который нагло спит в кровати Суркова.

— Вставай, урод, — тихо сказал Сурков.

Пришлось повторить трижды, прежде чем Лешка сменил тональность и перешел из храпа в свист.

— Встать! Суд идет! — закричал Сурков на ухо Людмирскому.