Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ирида – радуга, она была наряду с Гермесом посланницей богов. Античный мир, как и наш, жил сообщениями. Люди возносили молитвы богам, посылали проклятия. Глашатаи и посольства предлагали мир или угрожали войной. В афинской драме одно из ключевых мест – речь вестника.
Солнце уже совсем вышло, радуга бледнела, темные тучи отошли поливать дальние пригороды. Ирида выполнила свою работу и отправилась обратно на гору Олимп по праву отдохнуть, выпить кубок амброзии и посудачить с остальными бессмертными.
– Для древних, в отличие от нас, радуга вовсе не была обиталищем попсовых пушистых единорогов. У Гомера Ирида «вихреногая», а ее сестры – Гарпии, свирепые наполовину птицы, наполовину женщины.
Мы поднялись на Парламентский холм, потихоньку обсыхая. Уна воспользовалась моментом и вывалялась в траве – ей удалось только еще больше измазаться.
– Дело в том, что она – посланница, – продолжал я. – Радугой как небесным явлением восхищались целые поколения. Нас учили, что это разложение света на семь отдельных цветов. Но смотри, как описывает Ириду Вергилий в эпической поэме «Энеида».
Я открыл нужное место в приложении SPQR:
Ergo Iris croceis per caelum roscida pennis
mille trahens varios adverso sole colores…
С неба Ирида летит на шафранных крыльях росистых…
Это момент, когда богиня несется к земле, чтобы выполнить небесную миссию, на росистых (roscida), шафрановых крыльях (croceis pennis). За собой она увлекает mille colores – тысячу цветов[6].
– Тысячу?..
Уна цветов не различает, но ее все равно это слегка озадачило. У Гомера в Илиаде Ирида названа πορφυρέην.
– Это значит «пурпурная»?
– Да, Уна. Но Гомер не это имел в виду. Давай посмотрим это слово в словаре Лидделла – Скотта. Это словарь древнегреческого языка, впервые опубликован в 1889 году и с тех пор, по сути, не особо менялся. У антиковедов в ходу не всякий ширпотреб в одноразовой упаковке, а вещи, созданные на века.
Этот самый Лидделл, кстати, – папа Алисы Лидделл, которая послужила прообразом Алисы в книге Льюиса Кэрролла («Алису в Стране чудес» перевели на латынь под названием «Alicia in Terra Mirabili»[7]). Мой Лидделл – Скотт со мной уже больше двадцати лет. Там даже шуточки есть.
– Правда? В словаре?
– Да! В первом издании для слова συκοφάντης (сикофант) дается значение «клеветник», потом сказано, что это слово относится к людям, обвиняющим других в краже у них фиг. И Лидделл пишет: «Это, вероятно, фикция». Фикция-фигция.
– Не к месту как-то, – сказала Уна.
– Впрочем, из последующих изданий это убрали. Громоздкий том я с собой не таскаю, весь словарь есть у меня в телефоне.
Я нашел слово πορφύρεος и стал зачитывать Уне вслух:
– «О вздутом [sic]…»
– Сиг? Это рыба такая?
– Нет, sic. «Так» по-латински. Это слово употребляют, когда что-то выглядит странно или написано с ошибкой, и надо показать, что именно так и должно быть.
Я продолжил читать словарную статью:
– «О вздутом море, блестяще-темный, темный; о крови; о гибели в бою; о вещах, ткани etc., темный, красно-коричневый; о радуге, возможно, яркий, лучезарный; о змеях сверкающий. Кажется, Гомер не знал пурпура, так что это слово не подразумевает какой-то конкретный цвет».
Собственно, πορφύρα – это моллюск багрянка. Если ее раздробить, получится пурпурная краска – очень дорогое производство, поэтому именно этот цвет ассоциировался с богатством и императорской властью. При этом, заметь, в словаре сказано, что слово πορφύρεος не подразумевает какой-то конкретный цвет. Радуга не пурпурная. Разумеется, Ирида не целиком пурпурная.
На примере Ириды видно, насколько мы с древними разные. Для нас радуга – физическое явление. Для них Ирида – воплощение движения и яркого света, чего даже отдаленно нет в «радуге». Взгляни на радугу – наверное, ты увидишь только семь цветов, потому что тебя так научили. А сейчас ты, может быть, увидишь и тысячу.
Уна дернула за поводок. Белка осмелела и очутилась всего в нескольких шагах от нас. Остановилась и уставилась на нас сияющими глазками, как будто говоря Уне: «Не поймаешь, не поймаешь!» Потом на всякий случай стремительно забралась на дерево, где безопаснее.
Обескураженная Уна обернулась ко мне.
– Ты без конца твердишь про свою античность, классику… А что это вообще? И почему называется классикой? Это как мои любимые книжки?
– А какие у тебя любимые книжки? – спросил я.
Уна задумалась. Я ждал, что она скажет «Дог Кихот», но не дождался.
– Латинское слово classis, помимо прочего, означало группу римлян, достигших определенного уровня достатка, – иными словами, класс. Затем от него произошло прилагательное classicus.
– А что оно означает?
– Отличный. Перворазрядный. Отменный. Высший сорт.
– Породистый?
– Именно. Специалисты по классике изучают то, что со временем стало известно читателям, писателям и критикам как лучшие литературные образцы греко-римской эпохи. Конкретнее, это множество текстов, дошедших до нас из Афин V века до н. э. и I века до н. э. – I века н. э. из Рима.
До нас дошло много образцов поэзии, драмы, философских трактатов, исторических произведений и других текстов – ими можно целиком завалить весь Колизей. Сегодня ты можешь прочесть легкую шуточную поэму о войне между мышами и лягушками; назавтра – рассуждения об этике; а на следующий день – научно-фантастический рассказ о полете на Луну. В основном учащиеся начинают с литературы с вкраплениями философии в качестве изюминки.
Есть еще шуточная книга «Филогелос» (Φιλόγελος).
– Расскажи что-нибудь оттуда.
– Ученик спрашивает невежественного учителя, как звали мать Приама. Он не знает, поэтому отвечает: «Из вежливости мы называем ее госпожа».
– Интересно!
– Не стоит рассчитывать прочесть все эти тексты на своем веку. Для этого пришлось бы стать бессмертным. А бессмертны только медузы, но они не умеют читать. По крайней мере, по моим представлениям. При этом сохранность текста – во многом дело случая.
Например, мы много веков знали о греческой лирической поэтессе Сапфо, но ни одного ее стихотворения у нас не было. Фрагменты Сапфо обнаружились только в XIX веке, и не где-нибудь, а в Египте, на свалке. Этот факт не говорит ничего о том, как люди к ней относились, а просто показывает, что папирус использовали много раз, снова и снова исписывая его, пока не приходила пора его выбросить.
У Рональда Фербенка, писателя XX века, в романе «Тщеславие» (Vainglory) есть сцена, где показана фрустрация при расшифровке обрывков манускрипта. Герой-профессор рассказывает живо интересующимся гостям о недавнем открытии отрывка, по-видимому из Сапфо. Все они ожидают чего-то возвышенного. Но что они слышат?
…профессор выразительно зачитал бессмертные строки.
– О, очаровательно! – воскликнула леди Листлесс с несколько озадаченным видом.
– Действительно весьма прелестно!
– Может быть, кто-нибудь расскажет мне,