Герцог, должно быть, покинул Йорк почти немедленно, поскольку к 26 апреля он уже находился поблизости от Ноттингема. Продолжая поездку, он прибыл к 29 апреля в Нортгемптон, где встретился с герцогом Бэкингемом, с которым до этого поддерживал связь. Более поздние хронисты сообщают, что Бэкингем был первым, кто вступил в контакт с Глостером после смерти Эдуарда IV. Учитывая последующие события, в этом можно усмотреть непрямое указание на то, что герцоги вместе готовили заговор. Манчини думал, что первым в контакт с Ричардом вступил лорд Гастингс. Кажется наиболее вероятным, что оба этих персонажа, и Бэкингем и Гастингс, поддерживали связь с Ричардом, преследуя личные интересы, поскольку он в любом случае должен был стать главным действующим лицом предстоящих событий[11].

Между тем король Эдуард V с эскортом условленной численности — 2000 человек, включая лорда Риверса и королевских придворных, — покинул Ладлоу 24 апреля 1483 года, отпраздновав накануне день Ордена Подвязки[12]. Вместо того чтобы направиться прямо к Лондону, как это сделал Глостер, король и его сопровождающие отклонились от своего маршрута к северу, в сторону пути, избранного герцогом. Таким образом, они уже примерно знали, где его следует ожидать в ближайшие дни, и это подразумевает, что они поддерживали друг с другом связь, как сообщает Манчини. Так, Риверс и король расположились лагерем за пределами Стони-Статфорда в Бэкингемшире, вероятно 29 апреля, то есть как раз тогда, когда Глостер прибыл в Нортгемптон. Оставив короля на попечении его придворных, Риверс со своим племянником Ричардом Греем, который был вторым сыном королевы и, соответственно, единоутробным братом нового короля, продолжали свой путь, пока не встретились с Глостером и Бэкингемом под Нортгемптоном. Там все они, кажется, остановились на ночь. На следующий день все направились к королю в Стони-Стратфорд. Вероятно, именно по пути к Стони-Стратфорду Риверс и Грей были арестованы, а уже позднее отосланы в северные замки Ричарда. Герцоги Глостер и Бэкингем выставили заставы, чтобы весть об арестах не дошла до людей короля, а затем прибыли к королю сами. Они приветствовали его с подобающей почтительностью, но затем арестовали других членов его свиты, включая сэра Ричарда Хаута, блюстителя двора (the Controller of his Household), и сэра Томаса Вогана, королевского чемберлена. Герцоги объясняли эти аресты тем, что, по их сведениям, люди в королевском окружении составили заговор против чести и жизни Ричарда и в дальнейшем намеревались лишить его должности протектора, которая полагалась ему в соответствии с волей его почившего брата, короля Эдуарда IV. Юный Эдуард открыто протестовал, утверждая, что его министры были подобраны для него самим королем, его отцом, и что он доверяет им. В конце концов он, кажется, был вынужден уступить; фактически в этой ситуации ему не оставалось ничего другого. Затем Глостер велел, чтобы его двор и примерно 2000 человек, составлявших эскорт, были распущены. Оставшись без своих предводителей, люди тихо рассеялись[13]. Неясно, что в действительности стояло за этим демаршем Ричарда. Многое было написано об этом с разных точек зрения, начиная с того, что это был первый шаг Глостера по выполнению заранее продуманного плана узурпации власти — тема, излюбленная хронистами Тюдоров и ранними историками, — и кончая аргументами в пользу того, что Глостер просто защищал юного короля от его злых родичей. Кажется очень маловероятным, что герцог уже на этом этапе вынашивал мысли о захвате престола. Наиболее правдоподобное объяснение его поступков представляется таким: он был встревожен письмами Гастинса, сообщавшего о действиях Вудвилей в Лондоне, и в итоге решил, что его собственная безопасность и общественное положение находятся под угрозой. Разумеется, можно было бы возразить, что, поскольку Ричард совершил враждебный шаг против Риверса, он тем самым запустил процесс, который неизбежно привел бы его к захвату трона. Однако такая аргументация носит ретроспективный характер, поскольку то, что должно было произойти, конечно, не было очевидным для участников событий[14].

Арестовав королевских приближенных, два герцога доставили короля обратно в Нортгемптон и задержались там на несколько дней. Официальное руководство взял на себя Глостер, действовавший от имени короля. Например, он послал архиепископу Кентерберийскому письменную просьбу взять под свой контроль большую печать (вероятно, герцог сомневался в благонадежности канцлера, архиепископа Йоркского), Лондонский Тауэр и хранившуюся там казну. Интересно, что, как станет видно далее, слать это письмо было уже слишком поздно. Король даже взял на себя труд обратиться с письменной просьбой к епископу Херифордскому, чтобы устроить некоего Джона Джеффри на должность священника в одной из церквей его диоцеза[15]. Это письмо фактически датировано 5 мая, но было послано из Сент-Олбанса. Вероятно, на самом деле оно было написано 3 мая, и путь королевского кортежа в Лондон пролегал через Сент-Олбанс. Глостер написал от своего имени мэру Лондона и городскому совету. В этих письмах герцог объяснял, что он не арестовал короля, а взял его под свою опеку, чтобы обеспечить безопасность ему и королевству, ибо он относится к ним с величайшей заботой. Он обещал очень скоро доставить короля в Лондон, чтобы короновать его. Эти письма, в общем, были хорошо приняты, но можно с уверенностью предполагать, что уже тогда получили хождение слухи о том, что на самом деле герцог намеревается завладеть короной[16].

Четвертого мая король прибыл в Лондон. Его сопровождал эскорт, включавший в себя объединенные свиты герцогов Бэкингема и Глостера: всего 500 человек. В «Харнси парке», на самых подступах к городу, к королю присоединились городские сановники, одетые в красные мантии, и члены главных гильдий в багрово-красных мантиях. Сам король был облачен в мантию из синего бархата, а герцоги Глостер и Бэкингем — из черного, чтобы показать, что они скорбят по усопшему королю. Во главе процессии двигались четыре воза с оружием, которое было помечено гербами братьев и сыновей королевы. Глашатаи возвещали, что всё это вооружение было заготовлено за пределами Лондона, чтобы использовать его для нападения на Глостера, когда тот будет въезжать в город. Некоторые горожане скептические отнеслись к таким заявлениям, полагая, что в действительности оружие приберегалось для войны с Шотландией. Как бы то ни было, кажется невероятным, что оружие, припасенное к определенному случаю, по крайней мере за год до этого, все еще оставалось на прежнем месте и не было доставлено обратно в арсенал Тауэра[17]. После своего въезда в город король прибыл во дворец епископа Лондонского, который стоял близ собора Святого Павла и обычно служил резиденцией для монархов, когда те находились в Лондоне. Через несколько дней после торжественного въезда в столицу Глостер договорился с городскими властями и «господами, духовными и светскими», о том, что они принесут клятву верности новому королю[18].