Зачем Свиридов, один из самых одаренных и вообще — наиболее заметный ученик, сидел с малопримечательным, малообщительным и застенчивым Кропотиным, для всех оставалось загадкой. Сам Илья говорил, что ему весело с человеком, у которого самое будничное и повседневное выходит как-то скомканно, нелепо и в итоге забавно и даже смехотворно.

Чего стоили хотя бы практические по химии, в которой незадачливый троечник Кропотин понимал не больше, чем музработница образцово-показательного детсада номер 1917 имени Надежды Константиновны Крупской — в макроэкономической политике правительства Егора Тимуровича Гайдара или в технологии засолки кокосовых орехов и бананов неграми с побережья озера Таньганьика.

На этих практических Дима с подачи своего химически подкованного соседа по парте то устраивал взрыв, то получал аммиак в таком количестве, что приходилось эвакуировать весь класс, помещение проветривать не менее часа, а виновнику ставить неотвратимые два балла, то просто проливал серную кислоту себе на брюки, да так удачно, что ширинка начинала немедленно разъезжаться. Впрочем, последнее злоключение произошло по собственной инициативе Кропотина.

Илья же только смеялся, но всякий раз вытягивал соседа на вожделенную «тройку» в полугодии. По всем предметам программы.

Это при том, что уровень знаний Димы Кропотина столь же определенно не соответствовал уровню его специализированной школы, в последние годы переделанной в лицей, кстати, едва ли самый лучший в их не самом провинциальном городе, сколь бесславный фабрикатор низкопробного чтива из серии «Крутой сержант Замочилов-Наглухо. Правосудие по-базарнокарабулакски» не соответствует званию классика русской литературы.

Как говорится, дурак, совершенствуясь, становится круглым. Так и Дима, совершенствуясь в своем невезении, сумел вопреки всему — мнению своих родителей, не суливших ему ничего выше слесаря третьего разряда на трубном заводе, высокому конкурсу и, наконец, собственному непроходимому невежеству, «кретинизму», как говаривал Илья Свиридов, — поступить в медицинский университет.

А невезение состояло в том, что он ценой невероятных усилий удержался в институте в первый год, измотав нервы себе и родителям, а на втором курсе все же вылетел после зимней сессии, которую он безуспешно сдавал до конца апреля.

И уже через месяц благополучно угодил в армию.

Несмотря на то, что родной брат Ильи, Владимир Свиридов, собрался было похлопотать за Диму и просто — капнуть кому-нибудь на жало, то бишь дать взятку. Но не успел: благодаря своему врожденному везению Кропотин попал в ряды Вооруженных сил раньше, чем Влад решил его Проблемы.

А в армии Диму, разумеется, поджидали с распростертыми объятиями и десять нарядов вне очереди с сакраментальным мытьем сортиров, и сердобольные «деды», и озоновыводяшие портянки нервно-паралитического действия, и, наконец, добрый старшина Молчанов, ежедневно вместо «Блендамеда» использующий для борьбы с кариесом и личным составом роты кустарную водку с сивушными маслами.

На фоне всей этой армейской мощи Дима почувствовал себя интеллектуальным гигантом. Это было непривычно, но помогало мало. Упоминая его фамилию, старшина Молчанов морщился, а при всяком удобном и очень удобном случае норовил демонтировать Диме печень и почки.

Ему самому было непонятно, каким образом он вернулся домой достаточно живым и почти что здоровым. Это произошло 6 июня.

* * *

— Ну и здоров же ты пить, Илюша, — посетовала Наташа, одна из многочисленных подружек Свиридова-младшего, пришедшая к нему с подругой, как говорится, на огонек и тут же попавшая в представительную мужскую компанию.

Илья, к которому и был обращен этот полуупрекполукомплимент, переглянулся с братом и ответил:

— Да ты что, Наташка, я сама невинность и неводочность. Да хотела бы ты знать, что я пью не больше ста граммов, но вот только выпив сто граммов.., м-м-м.., я становлюсь другим человеком. А вот этот другой человек, мерзавец и алкоголик.., пьет очень много.

— Одна голова х-хорошо, а д-два сапога пара, — пробубнил раскачивающийся на стуле Фокин. Мебель стонала под его огромной стодвадцатикилограммовой тушей, но отец Велимир упорно терзал стул. — Консуэтуда эст алтера натура.., м-м-м.., стояла тихая Варфоломеевская ночь.., дядя Ашот лягнул ногой сервант.., начались танцы…

При последних словах он угрожающе покачнулся и едва не спланировал физиономией в стоявшую перед ним тарелку с салатом. Сидящий возле него Влад еле успел подхватить незадачливого присноблаженного оратора.

— Цитирует чего-то, — сказал Илья. — Отец русского богословия.., слушай, Диман, расскажи-ка нам что-нибудь веселенькое из своей армейской жизни… какой-нибудь примерчик.

— Примерчик, — пробормотал Кропотин, который, будучи уже прилично подшофе, довольно развязно поглядывал на Наташу и ее подругу, — примерчик можно. Меня из-за этого примерчика едва под трибунал не отдали.

— Другой бы сомневался, — подал голос Влад, — ну и как ты там влип.., как обычно, по полной программе, что ли?

— М-м-м, — Кропотин окинул взглядом добродушно-насмешливые лица друзей, выражавшие заинтересованность, как говорится, в меру своей испорченности и степени опьянения, и начал свою байку:

— Получил я как-то два наряда вне очереди.

Первый наряд был вычистить сортир. А второй — вычистить…

— ..второй сортир, — с ехидной гримасой ввернул Фокин и с грохотом проломил-таки стул.

— Нет, пистолет гребаного старшины Молчанова. Не знаю, где он там его таскал всю ночь, но только под утро приволокся этот чертов ублюдок, дорогой и оба-ажаемый старшина то есть, в лабузень пьяный, и этот пистолет мне сует, то ли в солярке перемазал, то ли еще в чем, уже не помню: вычисти, грит.

Дима откусил кусок груши, разжевал его и только после этого продолжал:

— Ну, сначала я пошел чистить сортир. А пистолет завернул в тряпочку и сунул за ремень. Вот. Только начал чистить, как этот пистолет проклятый выпал у меня из-за ремня и прямо в очко — бултых, и с концами!

Илья отрывисто захохотал, Фокин промычал что-то невнятное, мутно глядя поверх головы рассказчика.

— Ну что, думаю, Гитлер капут, — входя в раж, продолжал Дима, — старшина меня самого теперь пустит на солярку, в которой он этот пистолет измазал. Что делать? Ну, думаю, придется доставать, а чтобы не очень муторно было, надел противогаз…

Вот. Полез я, значит, туда и начал там рыться.., нету и нету. А потом вдруг нащупал и вытащил. Ну, думаю, хорошо, можно выходить. А в этот момент какой-то узкоглазый засранец…

Теперь уже засмеялся не один Илья.

— ..приспичило ему, что ли, козлу. Тут, понимаешь, разгибаешься, хочешь вылезти из этого ватерклозета, прости господи, а над тобой эта задница торчит, да еще…

Владимир, до этого державший себя весьма сдержанно, фыркнул.