– Эй, Спивак, – окликнула ее Заза. – У тебя что, прогулка сегодня? Пришли там к тебе.

– Не знаю. – Лия невинно склонила голову, кося под свою блаженную соседку с шизой.

– Так… – Заза сурово влезла в историю, жалобно зашуршали страницы. – Нет тут никакого разрешения. Не выпущу. Ясно?

Сказано это было надсадно, с какой-то специальной театральностью. Мол, а теперь падай на колени и молись. Такого удовольствия Лия никому доставлять не планировала.

– О'кей. – Она равнодушно дернула плечом и, развернувшись, маленькой трудолюбивой пчелкой направилась к следующему цветку.

– Семеныч, – озлобленно рявкнула в трубку Заза. – Не выйдет она, нет разрешения… Что? А мне все равно, что там дед сказал… Без разрешения никуда не…

– Дед? – Лия замерла. – Подождите, За… Елена Вячеславовна, а что, там мой дед приехал?

– Дед, баба… Ты остаешься в отделении.

– А вы не могли бы еще раз поискать? Ну пожалуйста.

Лия сделала фирменное движение бровями. Но Зазу этим было не пронять.

– Я уже смотрела.

– А там? – Лия перегнулась через стол к лотку с результатами анализов и, изобразив неуклюжесть, уронила его на пол. Подкинуть разрешение было делом техники.

– Ты что себе позволяешь?! – взревела Заза и швырнула трубку на стол.

– Да я соберу, сейчас вот…

– Не трогай! Перепутаешь еще!

Кряхтя, Заза опустилась на корточки и принялась собирать маленькие листки, перемежая каждое свое движение добрым ругательством.

– А это что?.. – Лия аккуратно ткнула в нужную бумажку.

– Тебя не каса… – начала было Заза и нахмурилась. – Откуда оно здесь?.. Так и быть, спускайся, можешь идти.

Дед. Это меняло все. Но почему он все-таки приехал? Ведь поссорились в последний раз. «Ляжешь в дурку – разговаривать с тобой не буду» – вот и весь вердикт. А смысл ему объяснять? Он прожил с бабушкой много лет и уже сквозь пальцы смотрел на ее вечное ворчание. Лия пыталась привыкнуть. Честно. Но не смогла. Изнутри добивали сны с мертвым мужиком, извне – претензии бабушки. Разве она могла понять, что, кроме балета, Лия ни с чем не хотела связывать жизнь? Нет. Валентина Михайловна видела лишь восемнадцатилетнюю девицу, которая завалила ЕГЭ, отказалась от института, ничего не делала и не выходила из дома. Но жаловаться деду… неблагодарно как-то, Лия это понимала. Что бы там ни было, долг перед бабушкой неоплатный. Лишиться дочери и зятя в один день, тащить на себе подростка со странностями и депрессиями через всю старшую школу до выпускного… через больницы и закидоны… Однако можно было бы пореже всем этим попрекать.

И дед, и бабушка были против решения Лии сдаться в руки психиатров. Но каждый по своим причинам. Бабушка – потому что «люди скажут», дед – потому что не дала шанса им разобраться в ее проблеме. «Да что ты там этому Фомину по полтора часа рассказываешь?! Почему родным не сказать? Что он там несет про ранние признаки шизофрении?..»

Нет, Лия как решила один раз, что не станет грузить стариков своими проблемами, так и не отступала от своего решения. Это были ее мучительные кошмары. Им все это знать не надо. Она достаточно доставила хлопот: чего только стоили те полгода реабилитации после травмы. Сложный перелом, штифт… И это, и даже автокатастрофу, унесшую жизнь родителей вместе с ее мечтами о балетном будущем, Лия готова была пережить. Но каждую ночь снова и снова слышать визг тормозов, видеть искореженные тела и машины…

Нет, сама она с этим справиться не могла. Упаковала себя, перевязала красной ленточкой – и вручила доктору Фомину. Лечите, колите, укладывайте в хвойные ванны. Что хотите, только пусть это прекратится и пусть бабушка с дедушкой не видят ее такой. Избавить их от обузы казалось единственным правильным и взрослым решением.

Лия накинула толстовку и сбежала вниз по лестнице.

– Опять раздетая? – Бабушка вместо приветствия сухо поджала губы. – Ноги голые. Вот куда эта срамота! Я тебе лосины теплые передавала – где они? Шрамы эти светить… Люди скажут, что тебя дома покалечили…

– А я им сама всем так и говорю. И доктору Фомину. На каждом приеме. – Лия чмокнула холодную бабушкину щеку. Так привыкла наблюдать за зимой только из окна, что странно было ощутить ее холод губами. – Дед, ты как?

Дед тоже напрягся, но не оттого, что не увидел лосин. Старался не разрыдаться. Ох уж эта дедова сентиментальность…

– Да ладно тебе. – Лия повисла у него шее, прижалась к колючему и влажноватому от мокрого снега пальто. – Все ж нормально.

Он стиснул ее в объятиях, содрогаясь от полукашля-полурыдания. Пахнуло табачным дымом. Опять закурил. Небось прячется от бабушки в гараже, дымит, а потом трет руки керосином, чтобы перебить запах…

– Лиш, поехали домой, а? – шептал он. – Ну хватит уже. Ну доказала, что хотела. Поехали, а?

– Что ты там ее уговариваешь? – Бабушка деловито хмыкнула. – Взрослая она, куда деваться. Совершеннолетняя уже. Хочется человеку себе болезней выдумать? Хочется ничего не делать и в больничный потолок плевать? Пусть.

– Ба… – Радость от встречи осыпалась мелкой пылью. – Не надо…

– Да нет, ты делай что хочешь. Тебе же на других наплевать? Внимания тебе мало, наверное, было, да? Давай насобирай диагнозов. Шизофрения там, депрессия. Пусть пишут, не стесняются. Только вечно они тебя тут на казенных харчах не продержат. Опомнишься, но поздно! Ни образования, ни работы. И клеймо на всю жизнь.

– Ба, нет ничего такого…

– А я вот знаешь что? Я пойду к врачу твоему, и пусть он мне все скажет. Как есть. Чего он тебя тут держит. Может, тебе просто отдохнуть надо? Хотя непонятно, где ты так устала. Мы вон с дедом по сорок лет на двух работах – и ничего. Но ты отдыхай.

– Иди. – Лия равнодушно кивнула на дверь, и Валентина Михайловна слегка опешила от неожиданности. – Ну, чего ты? Иди спроси, какие я себе диагнозы выбила.

– И пойду! – Женщина упрямо всучила мужу пальто и двинулась к лестнице.

– А ты уверена? – озадаченно спросил дед.

– Если ее и пустят, то Фомин ничего даже обсуждать не станет. Пойдем, там диванчик есть.

Лия увлекла деда в широкий коридор, где в это время было тише всего, и усадила рядом с собой.

– А там кто? – Дед вытянул шею, пытаясь разглядеть кого-то у Лии за спиной.

Лия обернулась: из дальнего окна торчали жуткого вида ноги.

– А, это так. Бомж местный, Ржевский.

– Правда его фамилия?

– Не знаю, но ржет громко. Он тут каждую зиму торчит, а вот сейчас цикл на сигареты выменивает. Ну, циклодол. У нариков.

– Да что ж это, Лий! – Дед насупился. – И ты так спокойно… Может, позвать кого?

– А толку? Всех окон от него не позапираешь.