в предбаннике, на его любимой лежанке из старого покрывала.

Дома я не спеша принимаю душ, переодеваюсь и наношу на лицо маску из черной глины. Купила ее по совету Марьяши. Уже лежа в постели я получаю новое сообщение.

Мастер Вселенной: Еще не спишь?

Клюковка22: Нет, хочу почитать.

Мастер Вселенной: Выйдешь? На полчасика.

Клюковка22: Куда?!

Мастер Вселенной: Выгляни в окно.

Я подрываюсь с постели и отодвигаю шторы. На улице стоит черное авто, фары которой светят прямо мне в глаза.

— Черт, Соколов!

Бегу в ванную и быстро умываюсь. Маска вязкая, тягучая и только размазывается по лицу, но не смывается. Я остаюсь в пижамной майке и натягиваю на себя джинсы. Подбирая подходящую обувь, ловлю себя на мысли, что придаю чрезмерное значение тому, как буду выглядеть перед Соколовым.

Завидев меня, Милаш подскакивает с места и мчится за мной к двери, радостный предстоящей движухе. Решаю взять его с собой. В конце концов, он будет рад увидеть своего хозяина. Открываю дверь, и пес первым подбегает к ауди. Леша выходит из машины и радостно встречает собаку.

Я наблюдаю со стороны за их встречей и не подхожу, чтобы не мешать. Поздний вечер теплый, звездный, почти безветренный, я рада, что вышла.

Милаш подбегает ко мне, потом снова к Леше и мечется между нами, как будто хочет сказать: «Ты видишь? Видишь?! ОН приехал!». Я не могу сдержать радостную улыбку и приближаюсь к Соколову.

— Блин, я прям соскучился! — первое, что говорит Леша, а я не сразу понимаю кого он имеет в виду: меня или собаку. — Целую неделю не виделись!

Он чешет пса за ухом и смотрит на меня в упор, никакой конкретики. Я смущаюсь и рада, что сейчас темно и он не видит этого.

— Хорошо выглядишь, Ермакова, — его взгляд блуждает по вырезу на моей майке и застывает на лице. Улыбка расплывается от уха до уха, в глазах плещется смех.

Я складываю руки на груди, не выдержав его взгляда. Еще никто и никогда не смотрел на меня так.

— Ты сказал, что тебя выписывают завтра, — говорю я, получается как-то хрипло и я кашляю в кулак, чтобы прочистить горло.

— У меня что-то типа самоволки, — подмигивает он, подходит к машине и открывает заднюю дверь. — Прокатимся?

Я делаю шаг, но он с усмешкой останавливает меня и кивает Милашу:

— Ты офигел? Шевелись, это для тебя! — пес с неохотой запрыгивает назад. — Место впереди для девочек, ты же знаешь!

Я замираю, почему-то думаю о «девочках», которых Соколов возит в своей машине и не понимаю, как отношусь к этому.

— Да не бойся ты, Ермакова, я же тебя не похищаю! Мы просто прокатимся.

В машине приятно пахнет мужским парфюмом, мне нравится, как этот аромат сочетается с запахом свежей кожаной обивки. Я пристегиваюсь и снова складываю руки на груди. Надо было надеть бюстгальтер. В машине работает кондиционер.

Леша садится и бросает взгляд на меня, а потом тянется к заднему сидению и протягивает мне свою джинсовую куртку.

— Надень, пожалуйста.

— Спасибо, не надо. Все нормально…

— Надень, — настаивает он, не глядя в мою сторону, — если не хочешь, чтобы я снес чей-нибудь забор, отвлекаясь на твои… кхм, отвлекаясь, в общем…

Я забираю у него куртку и накидываю на плечи. Становится тепло, даже слишком. Или это меня бросает в жар от стыда?

Леша трогается и быстро съезжает на грунтовую дорогу, ведущую через лес:

— Куда она?

— К пруду.

— О! Круть!

Мы продолжаем ехать не смотря друг на друга. Я опускаю стекло и ловлю рукой встречный поток теплого ветра, пропуская его сквозь пальцы. После загруженной недели в голове ни одной мысли. Так хорошо!

Милаш выглядывает между нашими сидениями, он забавно дышит и лижет то Соколова, то меня.

— Псина, ты мне скоро ухо сожрешь! Хватит меня лобзать! — ворчит Леша, отталкивая от себя морду собаки и притормаживает, когда мы выезжаем к площадке у воды. — Облизывай лучше Леську, а то меня пугает эта черная хрень у нее на лице!

Я в ужасе опускаю зеркало, загорается тусклая подсветка и я смотрю на свое лицо. Под глазами черные пятна, на скулах потеки, на кончике носа целый кусок глины.

— Ааа, — взвизгиваю я, — в зеркале ванной все выглядело не так ужасно!

— Теперь понятно почему ты не надела лифчик, — подмигивает Соколов, заглушая мотор, — чтобы отвлечь от лица. Умно!

Я начинаю жалеть, что поехала.

— Пройдемся к воде? — он выходит из машины и идет к моей двери, чтобы открыть, но я успеваю выйти сама.

Леша смотрит на меня и что-то тихо бормочет про упрямство. Милаш уже извелся от нетерпения и быстро выскакивает из машины. Он мгновенно оказывается в воде, создавая брызги вокруг себя.

— Блин, чувак! Ты специально?! — Соколов поднимает глаза к небу и стонет от досады. — Мы и так из химчисток не вылезаем!

Мы подходим ближе к воде и садимся прямо на песок. Теперь я рада, что Леша дал мне куртку. Около воды довольно прохладно. Я прижимаю к себе ноги и обнимаю колени. Не хочется говорить, просто слушать сверчков и легкий шелест листьев. Вода кажется огромным, ровным зеркалом с мелкой рябью у берега.

Милаш возвращается к нам и ложится рядом. От него чудовищно несет мокрой псиной.

— Официально лишаю тебя звания второго пилота, чувак! — Соколов машет рукой у носа и морщится.

— Зато комаров отгоняет.

Соколов тихо посмеивается и устраивается удобно, почти ложится на песок, опираясь на локти.

— Круть! Свобода!

— Я твой «круть» по всему комиксу убираю, — ворчу я, — а еще «и так» у тебя везде слитно и «кстати» через «и» на конце.

— Ну, прости меня, безграмотного.

Соколову ничуть не стыдно. Не понять ему оскорбленные чувства филолога до мозга костей. Он решает добавить:

— Видимо, пока вам в школе в мозги вдалбливали знания, мои — выдалбливали на ринге.

Ладно, теперь стыдно мне. Я совсем забыла об этом.

— Как ты пережил это? — он напрягается от моего серьезного тона и не смотрит на меня. — Когда тебя дисквалифицировали из федерации спорта.

— Примерно так же, как и неделю назад.

Я долго сверлю его взглядом, жду, когда он повернет голову и посмотрит на меня, но он упрямо пялится куда-то в небо.

— Мне жаль, что с тобой произошло все это… — шепчу я едва слышно.

— В том, что произошло виноват только я. Мне это и расхлебывать.

Я понимаю, что не готова знать подробности того, что произошло много лет назад. Все чего я хочу, чтобы Соколова перестали преследовать призраки прошлого.