На самом деле язык никогда не оговаривается — помните это всегда. Все, что есть в вашем уме, все может попасть на язык, и только так. Все, что вы пытаетесь подавить, в самый неподходящий момент выйдет наружу, как пар из котла, который вы пытаетесь прикрыть крышкой. Но котел-то в этом не виноват, что пар все же прорывается наружу. Пар накапливается внутри и если он не найдет для себя щель, то котел просто разорвется.

«Если ты говоришь искренне, то я верю тебе, — сказал друг, — пойдем дальше по твоим делам». Насреддин обещал следить за своими словами, а для подкрепления своих слов он взял и подарил всю одежду своему дорогому другу: «С этого момента она твоя…». Они пришли в следующий дом. И здесь повторилось то же самое: хозяин и хозяйка не могли оторваться от разглядывания друга Насреддина!!! И опять Насреддин подумал: «Я был круглом дураком, подарив это платье ему, ведь теперь я никогда не смогу даже посмотреть на себя в нем». И когда пришло время представить друга, он сказал: «Познакомьтесь с другом моего детства, замечательным человеком, а что касается его одежды, так она не моя, а его…». Опять он оговорился! Сказанное о принадлежности одежды другу немедленно сеяло сомнение у хозяев. На улице Насреддин стал умолять дать ему еще одну попытку исправиться, в противном случае он не сможет жить спокойно всю жизнь! Как бы он не оправдывался перед своим другом, налицо был пример внешнего давления.

Они пришли в третий дом. Насреддин твердил про себя то, что и как он должен был сказать. Но теперь вопрос об одежде занимал каждый миллиметр его мозга да и всего существа вообще. Его друг даже не мог подозревать, что происходит внутри Насреддина, который внешне выглядел вполне нормально. Бедный человек, внутри он практически сошел с ума. Куда бы он не смотрел, ему везде мерещилась одежда и только одежда. Это приводило его в бешенство, причиняло ему боль, он не мог побороть себя. Он шел и внутренне повторял: «Я не должен говорить об одежде, я не должен говорить об одежде…» и так далее.

Наконец, он опять должен был представить своего друга. Бедный Насреддин, в сознании которого все было заполнено проблемой одежды, он начал представление: «Это мой друг. Мы знакомы уже больше двадцати лет, и вот теперь он приехал ко мне для того, чтобы повидаться, а что касается его одежды, так я поклялся не говорить о том, кому она принадлежит…»

Вот таким образом работает подавленный ум. Он раскрывает любую вещь, которую вы пытаетесь скрыть. Ум становится больным, начинает работать бессознательно — разве это самоограничение? Конечно, нет. Но это именно так и происходит многие и многие годы жизни человечества. Даже сейчас, когда кто-нибудь начинает учиться умеренности, он начинает с самоподавления. В результате он только переворачивает все с ног на голову и именно то, что пытается подавить, завладевает бесповоротно его умом.

Однажды я сидел на берегу моря с одной отшельницей. Мы говорили о душе и подсознании, свободе воли и блаженстве. Все мы всегда говорим о вещах, которые в принципе нас не касаются, и совсем не говорим о предметах, занимающих нас на самом деле. Она говорила, а я слушал. И тут неожиданно резкий ветер налетел на нас и подхватил мой плащ так, что его полы дотронулись до женщины. Она была очень растеряна и огорчена, что меня крайне удивило, и я спросил, что случилось. Она ответили: «Для нас запрещается даже касаться одежды мужчины, а теперь я должна буду наложить на себя епитимью». Но ведь только что она утверждала, что она — это вовсе не тело, а душа, так как же вы награждаете одежду атрибутами секса? Неужели одежда, которую трогал мужчина, способна обрести свойства мужского начала? Все это я спросил у нее.

Имеются определенные черты, признаки подавленной сексуальности, подавленных желаний, подавленного ума. Все, что было внутри этой женщины, было настолько задавлено, что даже прикосновение клочка материи имело для нее значение.

«Если вы смогли понять, что тело и душа — это разные вещи, то для вас не должно иметь никакого значения, дотрагиваетесь вы даже до мужского тела или нет, так как тело есть не что иное, как просто пыль». Вот что я ответил ей. К сожалению, мы все начинаем осознавать все то, что подавляем, значительно более остро, чем когда вообще не касаемся ряда проблем, когда стараемся закрепостить себя, просматривая те или иные вопросы жизни с самых различных углов, точек зрения.

Однажды я жил вместе с саду. Каждый день во время наших бесед он говорил мне: «Я выкинул на ветер тысячи рупий». Он повторял это каждый день по двенадцать раз на дню, и я спросил его, когда же это было. Оказалось, тридцать пять лет назад. «Но тогда ваше мероприятие по выкидыванию денег не было эффективным, — сказал я, — или вообще не следовало бы вам все время вспоминать об этом. Вы оградили себя от богатства, от пагубного влияния денег — вот в чем основное достижение». Но эти тысячи рупий все еще занимали бедного человека. Он их выкинул, но они продолжали следовать за ним по жизни и свили себе замечательное гнездышко в его мозгу. Подавление и самоограничение не привело к истинному самосовершенствованию, независимо от того, в какой степени он совершал самоконтроль над собой. Когда он был владельцем тысяч рупий — он был горд собой. Теперь он выкинул их, и стал вдвойне высокомерным! Первое чувство даже лучше второю! Такого человека мы не можем считать истинно отреченным от внешних проявлений жизни.

Я был в Джайпуре. Ко мне зашел друг и сказал: «В город пришел великий махатма, тебе следует пойти и навестить его». Я поинтересовался, чем он смог измерить величие пришедшего махатмы, по какой шкале? «Да мне и не потребовалось применять какие-либо усилия для определения величия этого человека, так как наш махатма пришел к нему и поклонился в ноги, значит, он более значим!» Но в таком случае наш махатма велик хотя бы потому, что те, перед кем он испытывал благоговение, моментально воспринимаются окружающими, как великие люди. То есть он делает их великими, а не они сами по всей природе обладают величием.

Приходило ли вам когда-нибудь в голову, что все двадцать четыре тиртхаикара джайнов были сыновьями королей? Будда был принцем, Рама был принцем, Кришна тоже был принцем.