Впрочем, желтый «Троллер» все же больше отдыхал на стоянке неподалеку от дома Приваловых, чем ездил. Илье было жалко тратить время и деньги на машину, метро его вполне устраивало и не раздражало. Хорошая книжка, плеер, с помощью которого он научился забивать болтовню кота Баюна. Двадцать пять минут — и ты на работе.

Лев Геннадиевич в офисе появлялся редко, манерный Антон, которого Илья серьезно подозревал в нетрадиционной ориентации, обычно тоже не досаждал, погруженный в сложную сетевую жизнь, и Илья целыми днями резался в компьютерные стрелялки или лазил по Интернету, ожидая, когда начальство наконец загрузит его делами.

* * *

В эти спокойные и даже скучные дни Илье, как никогда, недоставало собеседника, напарника, приятеля. Но, как назло, кот Баюн, успешно выполнявший все эти нетрудные функции, частенько стал пропадать, иногда на полдня, а иногда — на двое-трое суток. Свои всегда внезапные исчезновения он никак не объяснял, на вопросы не отвечал, предпочитая дурашливо распевать песни и нести всевозможный бред в своей обычной манере.

Нельзя сказать, что Илья особо грустил, когда мерзкий голос в его голове замолкал, но по странному совпадению в моменты, когда Баюн отсутствовал, на Илью наваливалась апатия, тоска и такое критическое восприятие действительности, что — хоть топись…

Изредка кот Баюн впадал в просветительский раж, часами рассказывая Илье о Хтоносе, его истории, значимости и важности для людей, которых он называл «человеками» и никак иначе.

Выходило, что пока на Земле властвовал Хтонос, все было чудно и прекрасно, но потом сами же глупые человеки полезли туда, куда им совать свои короткие и слишком любопытные носы вовсе не требовалось.

В итоге они исказили сам смысл существования на планете себя и всего остального сущего.

— А потом еще и железо освободили! — горестно мяукал кот Баюн.

— Чем вам железо-то не угодило? — не понял Илья.

— Дырявая у тебя память, — вздохнул кот. — Тебе же дружок твой очкастый говорил: Хтонос не любит железа! Забыл?

— Ага, — признался Илья, — ну и чего?

— А того… Ваш, человеческий, поэт правильно сказал…

Баюн торжественно откашлялся и промяукал:

Золото — хозяйке, серебро — слуге,

Медяки — ремесленной всякой мелюзге.

«Верно, — отрубил барон, нахлобучив шлем, —

Но Хладное Железо властвует над всем!»

— Да чем плохо-то оно, железо это хладное? — удивился Илья, услыхав от хтонического создания стихи Киплинга.

— А тем, что оно дает власть. Во времена нашего могущества не было на Земле власти, все жили свободно и каждый сам отвечал за себя и за свои поступки. А потом вы, человеки, извратили изначальные силы и придумали власть. Власть родила насилие, насилие родило жестокость, жестокость родила войны, а войны родили убийства. И вы начали убивать себе подобных и нас, свободных слуг изначальных сил.

— Нет, ну, а как без власти-то жить? — полез в спор Илья. — Бардак ведь получается…

— Если все человеки будут относиться друг к другу и к себе так, как они хотели бы, чтобы другие относились к ним, — никакого бардака не будет, — отрезал Баюн и горестно изрек: — А ведь сколько потеряли! Каких мудростей лишились, пойдя по пути «хладного железа»! Дуралеи… Жадные, глупые тупицы!

— Врешь ты все! — фыркнул Илья. — Мудростей мы лишились… Каких, интересно?

— Очень многих… — печально промурлыкал кот Баюн. — Ты вот даже представить себе не в состоянии, что бывает иное знание, не связанное с развитием науки, или, к примеру, способностей Пастырей искажать мир с помощью извращенной силы, что, в общем, суть есть та же наука…

— Примеры — в студию! — весело потребовал Илья.

— Да пожалуйста… Знаешь ли ты, что если посадить окрест дома с очагом вкруг ясени и осины, то по достижении деревьями двадцатисемилетнего возраста такой дом станет невидимым, отойдя из кругов тварного мира?

А знаешь ли ты, что четыре зажженные свечи, соединенные основаниями, размещенные в плоскости движения нашего светила и подвешенные на нить, дают вставшему под ними дар видеть правду и ложь простыми глазами? Над головой вруна увидишь ты синий и зеленый столбы, а правдолюбец будет полыхать красным и желтым…

Известно ли тебе, что для того чтобы обезножить своего врага, достаточно прибить след его левой ноги, оставленный на перекрестке трех дорог, трехгранным гвоздиком, изготовленным из ольхи в третье полнолуние от дня большого солнца?

А ведомо ли тебе, что для получения удачи во всех жизненных делах надо всего лишь пронзить себе левую ладонь иглой шевелящегося дерева и оросить землю тремя каплями крови?

— О! — обрадовался Илья. — Давай-ка проверим! Мне сейчас удача очень даже не помешает. Где взять иглу эту? Где у нас ближайшее шевелящееся дерево?

— Увы… Пробудившие хладное железо истребили эти удивительные растения тысячи лет назад… Они вообще любят истреблять все то, чего не могут понять и постичь, — прошипел Баюн и умолк. Сколько Илья ни пытался разговорить его, сколько ни подначивал, кот молчал или отвечал малопонятными фразами типа:

— Слеп не тот, кто не видит, а тот, кто не хочет видеть…

* * *

…В самом начале декабря шеф торжественно объявил, что их институт получил заказ на проведение выборов в Иркутскую областную думу. Сонная офисная жизнь тут же сменилась кипучей деятельностью — в контору повалили толпы людей, невесть откуда взявшиеся кадровики отбирали в команду пиарщиков, социологов, психологов, журналистов и спичрайтеров.

Спустя пять дней сформированная «бригада ух» во главе с Львом Геннадиевичем улетела в далекий Иркутск, а на следующий день на счета трех созданных Ильей фирм пришел гонорар за работу, выплаченный, как это заведено среди российских политиков, заранее — полмиллиона евро.

Шеф прилетел следом, быстро набросал план «стирки», и Илья, засучив рукава, взялся за не совсем законную, но зато сулившую и Льву Геннадиевичу, и ему лично немалую прибыль работу.

Деньги «отстирали» быстро. Цепочку «левых» фирм, через которые прокачивались деньги, закрыли, половина средств ушла за рубеж, часть — легла на счета каких-то общественных организаций, часть обналичили. Илья в сопровождении угрюмых охранников самой бандитской наружности привез два кейса с валютой в офис, и довольный Лев Геннадиевич запер их в несгораемый шкаф.

И тут случился конфуз. Клиент Льва Геннадиевича, восточносибирский лесной олигарх, вознамерившийся получить депутатскую неприкосновенность, был снят с выборов «за нарушение правил ведения предвыборной агитации». Агитацию, понятное дело, вел не он сам, а нанятые шефом специалисты, которые, видимо, и допустили прокол, хотя не исключен был вариант, что лесопромышленника «тормознули» по приказу сверху.

Естественно, олигарх принялся звонить в офис с требованием вернуть деньги. Лев Геннадиевич объявил, что его нет, и заперся в своем кабинете. Вся тяжесть переговоров с лесопромышленником легла на бледного Антона, который в течение часа, обливаясь потом, выслушивал, что, как и в каких формах сделает с его шефом и им лично сибиряк в случае, если завтра деньги не вернутся.