Сперва — свадьба, никак без нее нельзя. И хотя загсов и паспортов еще не было, венчаться в храме было делом обязательным. Ни одна женщина не хотела выглядеть перед окружающими блудницей. Второе — построить или купить свой дом. Елене остро не хватало дома, где бы она могла создать уют и свой мирок, теплый и комфортный.

Увы, ни на свадьбу, ни на дом денег не было, и я все чаще возвращался к мысли об утопленном сундуке. Надо было просто без свидетелей посмотреть — что же у него внутри.

В последующие дни я приготовил топор и кувалду, памятуя о замке на сундуке, который мы не смогли открыть. Мотаясь по делам, я вывез за город инструменты. Надо было решаться.

По воскресеньям на Руси не работали, посвящали день посещению церкви, походам на торг за покупками. Я же, предупредив Елену, взял коня и отправился по знакомой уже мне дороге, потратив на нее полдня.

Вот и поляна, где держали пленных и мы бились с татарской стражей. Никого нет, и лишь обрывки тряпок и другой мусор свидетельствовали, что я не ошибся и поляна та. Свернув влево, я быстро нашел речушку. Зайдя на глубину, нащупал и сундук. От глаз его скрывали метровый слой воды да заросли камыша.

Выбравшись из воды, я достал из седельной сумки топор, попробовал поддеть крышку. Не получилось — сундук добротный, из хорошего дерева, окован медными полосами. Сбить же замок в воде, даже кувалдой, не получилось — гасила вода удар. Наконец, я нашел выход — привязав к ручке сундука веревку, другой ее конец привязал к луке седла. С видимым усилием лошадь подтащила сундук к берегу. Вытаскивать совсем я его не стал.

Я саданул кувалдой по замку, погнул дужку, но замок устоял, и только с третьего удара дужка отскочила, и замок упал.

Я поднял крышку. Ни фига себе — он был битком набит серебряными и золотыми изделиями — кубки, ендовы, подносы, кресты, кольца и перстни, подвески и цепочки — даже несколько гривен. А в углу — кожаный мешочек с монетами — золотыми и серебряными. Серебро было паше, русское, а золотые — сплошь чужие: дублоны, цехины, талеры, эскудо.

Мешочек я без раздумий сунул в переметную суму, туда же опустил кресты — не место им в сундуке под водой. Сундук же закрыл и столкнул в воду — почти на прежнее место. Увезти сразу все было невозможно — нужны были минимум три верховые лошади или лошадь с телегой. Но приезжать сюда с телегой тоже было невозможно — при въезде в город мытари и стража осматривали груз. Придется возить частями, хотя мешочка с монетами хватит и на свадьбу, и на дом.

Вечером я долго раздумывал — сказать Лене о деньгах или нет. Не утаить хотел или заначку сделать — просто язык женский имеет интересное свойство: не всегда подчиняется мозгам. Женщины могут сболтнуть, а потом спохватятся — лишнее сказали, да слово — не воробей, вылетит — не поймаешь. Ладно, скажу о монетах, но о сундуке — ни слова.

Преподнес это так, как будто давно закопал тайник с трофеями — еще со времен выполнения муромского похода. Лейка с радостью выслушала, затем перебирала монеты, пробовала их сосчитать, потом бросила:

— Дом купим!

— А свадьба как же?

— Свадьбу играть в своем доме надо — не приживалками у купца.

Я согласился.

Несколько дней уделили поиску дома, а удача пришла с неожиданной стороны. Купец Иван, узнав о наших хлопотах, предложил дом. Знакомый его, человек солидный, при штурме татарами города был ополченцем и погиб. Вдова его собиралась дом продать и переехать во Владимир, к родне.

Мы осмотрели дом, и он нам понравился. Денег, к сожалению, ушло больше, чем мы рассчитывали, но и дом получили великолепный. В два поверха, низ каменный, верх деревянный, конюшня, участок большой. Можно сказать — особняк.

Ленка восхищенно бродила по дому, прикидывая, как его обустроить.

Через несколько дней мы уже сыграли свадьбу, обвенчались честь по чести в Михайло-Архангельском соборе. Народу на свадьбе было не очень много — я еще не успел обрасти друзьями.

Гуляли долго — три дня, после которых я не мог смотреть на еду, а от упоминания о вине тошнило. Кстати, после изрядной выпивки на второй день меня потянуло на песни. Развлечений в те времена было немного — скоморохи, бродячие музыканты с жалейками, гудками и балалайками.

И неожиданно я запел: «Скажи мне правду, атаман, скажи скорей, а то убьют…» из репертуара Тани Булановой. Гости, не избалованные песнями, прослушав, всплакнули, потом потребовали продолжить. И я спел из моего любимого Кипелова:

Я свободен, словно птица в небесах, Я свободен — я забыл, что значит страх, Я свободен с диким ветром наравне, Я свободен — наяву, а не но сне…

Восторг был полный.

Потом я пел другие песни — те, что смог вспомнить полностью, даже из битлов парочку на английском. Языка, конечно, никто не знал, но мелодия понравилась. Гости пустились в пляс, а женщины всплакнули:

— Не иначе, как про любовь.

Короче, вечер удался, и к своему удивлению я обнаружил, что и авторитет мой сильно вырос. А как же — мечом каждый третий владеть может, а песни петь — туго с этим было. Нет, песни пели, но частушки или напевные, хороводные, чаще — жалостливые, или песни-былины, иногда нескладные.

Жизнь в нашем семейном гнездышке стала потихоньку налаживаться. Я работал у Ивана, и жена моя, Елена, пристроилась там же — портнихой. В немногие свободные дни я постепенно перетаскивал ценности из затопленного сундука в дом. Когда все золото и серебро в виде изделий перекочевало в мой сундук, я попробовал прикинуть вес. Ого! Не меньше двух пудов золота и трех — серебра. Наверное, столько богатства не было и у Крякутного.

Часть серебра я решил переплавить, сделав подобие гривен. В торговле в ходу были медные и серебряные монеты, золото — совсем редко.

Я построил во дворе из камней подобие маленького горна, соорудил меха и, прикупив угля, приступил к работе. Под уголь наложил наколотой лучины, затем — сухой мох, и только потом стал чиркать кресалом. Медленно загорелась лучина, вспыхнул мох, и очень неохотно загорелся уголь. Длительная, однако, процедура.

Выждав, когда уголь загорится, я стал поддувать воздух мехами. Пламя заревело, и серебро начало плавиться. Вылив в приготовленную форму расплавленный металл, я с удовольствием потом подержал в руке еще теплую отливку. Конечно, были дефекты — как заниматься литьем, я еще толком не знал. Счистил ножом облой — получилось совсем неплохо. Гривна выглядела, как настоящая — да она и была настоящей, из полноценного серебра. Взяв на денек у Ивана гривну, я подогнал свою по весу. Можно сказать — готово.

Через несколько дней я решил повторить плавку. Наложил в горн угля, взялся строгать лучину из сухого полена… Пальцы стало покалывать: так бывает когда отлежишь руку. С чего бы это? Чувствительность сохранена, но у кончиков пальцев раздается легкое потрескивание — такое бывает, когда снимаешь шерстяную вещь. Отойдя на пару шагов, я глубоко вздохнул; отбросив посторонние мысли, сосредоточился и протянул правую руку к горну. Раздался треск, с пальцев соскочил клубок синего пламени и ударил в горн. Уголь мгновенно вспыхнул — даже без горящих лучин и мха. Я подул на слегка обожженные пальцы — кончики их покраснели. Ни фига себе! Так ведь можно попробовать поджечь и что-нибудь другое.