скинув с плеча сумку, зажжёт на веранде плафон, полный шелухи мёртвых мотыльков.

Так, проходя шестую избу от поворота, готовясь к этому свету и милым звукам, он посмотрел на свой дом и остановился. Окна спальни горели. Руднев опустил взгляд. Неторопливым прохожим он дошёл до калитки и снова обернулся к дому. Да, окна горели. Дымила труба. У забора стояла знакомая «хонда».

— Привет, брат.

Руднев увидел Зазу, курящего на крыльце. Заза поднял ладонь. Он подошёл к забору, который был ему по грудь, положил на него скрещённые руки. Спросил, не вынимая изо рта сигареты:

— Ты чего тут?

— Это ты чего?

Заза обернулся и посмотрел на дом, будто что-то услышал. Рудневу тоже показалось, что на крыльце стукнула дверь.

— Понимаешь, я как бы не один. Девчонку из неврологии помнишь? Ну мелкая такая, в очочках? — Руднев сделал вид, что помнит. — Вот решили отправиться за город. Я же не знал, что ты нарисуешься! Может, ты это… Развернёшься, и по той же дорожке назад топ-топ?

— А может, — ответил Руднев, — это вы быстренько…

— Ладно-ладно. старик, — Заза открыл калитку, приглашая Илью войти. — Не выгоняй. Мы шуметь не будем. Что там у тебя звенит?

— Ничего не звенит. Тебе послышалось.

— Может, завтра на рыбалку сходим? — Заза сделался весел, мгновенно весел, словно в сигарете его вспыхнула нужная искра.

А Руднев погрустнел. Когда-то Илье мечталось поджечь проклятый дом и посмотреть, какой высоты будет пламя! Теперь, спустя годы, и в особенности последний год его жизни, он был готов прийти на пепелище, потушить тлеющие угли, законопатить двери и больше не выходить в мир, не слышать никаких других звуков, кроме тех, что звучат внутри него. Вдруг дом сделался для Руднева тихой и единственной обителью. Он скучал по вновь обретённой тишине, наполненной не мыслями о сыне и жене, а давно потерянными воспоминаниями. Ночами Руднев всё же слышал в комнатах детские шаги и спрашивал себя, хочет ли он, чтоб они принадлежали Ване. Лёгкие, мягкие шажочки — он затыкал уши. Тишина, которой был полон дом, мучила его, но он терпел и верил, что это была целительная среда. Теперь же вместо тишины его ждал шумный вечер в компании Зазы и его новой девицы.

Илья достал из сумки вино и отдал его Зазе.

— Ладно, — сказал он. — Это вам. Я буду спать.

Заза докурил, потушил окурок о забор.

— Рыбалку не проспи.

Он проснулся рано, проснулся от голода. Умывшись, поплевав в раковину, наевшись хлеба с пресным сыром, напившись сладкого чая, Руднев разбудил брата.

Они шли по холмистой насыпи, отделяющей реку от поймы заливных лугов. Над головою, к югу, откуда тянулись тучи, было уже сухо и светло. Там лежали заливные луга, и от тех лугов текла быстрая река. Руднев закинул на плечо спиннинг с единственной блесной.

— Слушай, Илюх, — начал Заза.

— А?

— Я тут подумал… Меня в Питер зовут поработать.

— Поработать?

— Есть место. Частная детская клиника. Хорошая зарплата. Нормированный рабочий день.

— Частная клиника? Вросшие ногти будешь удалять?

— Да у них знаешь какие операционные блоки?! Космос! И плановые, и экстренные проводят.

— Всё равно, Заза, это не для тебя. Там пациентам улыбаться надо.

— Гляди!

Заза растянул рот в страшной улыбке, так что показались десны.

— Во-во, вот такими детей и пугают… Как знаешь. Езжай. Может, и правильно это всё.

Руднев рванул вперёд. На вершинке удилища звякнула блесна. Заза догнал. Он глядел из-под бровей на Руднева.

— У них там и интенсивная есть. А лучше просто анестезиологом. Не хочешь?

— Я? Ты меня с собой зовёшь?

— А почему нет? Надо тебе работу менять.

— Зачем?

— Ты в реанимации все нервы сожжешь. Уже иссох, как жмур. Знаешь, сколько в таком режиме за бугром работают? Восемь лет, старик, и всё — на пенсию. Наши, кто поумнее, переводятся, а кто типа тебя — лет через десять дохнут с перепоя.

Руднев соскользнул с насыпи и подошёл к реке. Его следы заполнились водой. Заза остался наверху, он присел на траву, положил свой спиннинг на колени; он глядел, как Руднев спускает блесну и делает заброс. Приманка цеплялась за ил и шла тяжело. Илья кинул снова. Он стал крутить быстрей, так что блесна бежала по верху, часто выпрыгивая на воздух. Потом Заза повернул голову и посмотрел на поле, полинявшее к осени.

Илья смотал пустой заброс, сорвал с крючка клок водорослей.

— С тобой ухи не будет. — Заза сбежал к воде и тоже закинул спиннинг.

— Не поеду я никуда, — решил Руднев.

Они молча крутили катушки. Заза собирал слова, и, когда их набралось достаточно, он выпалил их разом:

— Слушай, наш дом стоит в хорошем месте. И тебя оно, знаю, умиляет: река есть, поля, есть болота, которые ты тоже любишь…

— Нет здесь болот, — сказал Руднев.

— Как же нет? А это что? — Заза обернулся на заливные луга. — Болота как есть!.. В общем, я не про них. Мне тут сделали предложение. Один человек, мой знакомый. Он хочет купить дом и землю. То есть дом-то ему такой не нужен. Построит другой. А вот земля… Участок же на тебе. Скоро тут везде будут хорошие дачи. А этот тип очень заинтересован, чтобы ты понимал. Дом совсем плохой. Ты же не думал его ремонтировать? Вот… А что дальше, подумай?

Заза закинул в сторону и отошёл вслед за леской. Эта пауза давалась Рудневу, чтобы тот успел разозлиться. Но Илья не сорвался, а, наоборот, заговорил смирным, даже безучастным тоном:

— Тебе деньги нужны?

— Как сказать, старик. Они всем нужны. Но я подумал, что это будет неплохая сделка, которая поможет нам обоим. Мне попервой в Питере будет тяжко.

— Хорошо.

— Хорошо? Ты готов продать? Я не думал, что ты такой молодец. Вот молодец! Давай я устрою встречу. Мы всё обсудим. Он цену хорошую даст. Но только если ты действительно хочешь!.. Старик?

— А?

— Ты побледнел чего-то.

— Хорошо, говорю. Я найду тебе деньги. Но дом не трогай.

Руднев забросил спиннинг в последний раз и на второй протяжке почувствовал зацеп. Леска стравилась с приятным стрёкотом. Илья мягко и быстро увёл удилище, чтобы подсечь рыбу. Ему это удалось. Рыба не сопротивлялась, шла высоко и даже не думала срываться. На мели она дёрнулась белой вспышкой и повисла на леске. Удилище изогнулось, спружинило и подало улов в руки Зазе.

— Жерех! — Заза снял рыбу с крючка и взвесил её в кулаке. — Грамм пятьсот будет.

Обратно они пошли через поле, убедившись, что дорога успела высохнуть после дождей. Это был короткий путь, но в низине