— удивился Панцырный. — Ведь любому курсанту известно, что нельзя останавливаться на минном поле при его форсировании. Кроме того, для такого перехода как наш, самое лучшее время — тёмная ночь. В темноте всегда бы удалось отделаться меньшими потерями.

— Командующий на «Кирове», — рассмеялся Обухов. — Иди посоветуй, как ему действовать.

— Он, наверное, только и ждёт моих советов, — мрачно пошутил лейтенант Панцырный.

Он взглянул на часы. До рассвета было ещё около четырёх часов. Лейтенант разрешил большей части команды отдыхать, а сам остался на мостике.

00:50

Сброшенный взрывом авиабомбы с парохода «Алев» матрос Сергей Заяицкий и спасённая им женщина все ещё находились на плоту, который, благодаря счастливому случаю, повстречался у них на пути, когда они плыли, держась за бревно. Заяицкий сначала сам забрался на плот, а затем втащил на него и женщину.

Нашли какие-то обрывки веревки и с их помощью привязали к плоту две плавающих поблизости бочки и толстый деревянный брус.

Немного передохнув, стали смотреть по сторонам — искать находящихся в воде людей. Вскоре обнаружили ещё несколько барахтающихся в воде людей и помогли им забраться на плот. Пассажиров на плоту прибывало и он погружался все глубже в воду, но не переворачивался и не тонул: не давали бочки и толстый брус.

Затем на залив опустилась ночь.

Спасённые сидели на плоту. Разговаривать не было сил. Сидели молча, всматриваясь в темноту — не мелькнёт ли где-нибудь тень парохода или хотя бы катера.

Шли часы, но ничего обнаружить не удалось. Никто не появлялся. Лишь время от времени горизонт озарялся багровыми вспышками и холодный ночной ветер доносил до них рокот далеких взрывов.

Те малые штурманские познания, которыми владел матрос Заяицкий, помогли ему примерно определить место, где находился плот: примерно в девяноста милях к западу от Ленинграда. Если ветер и течение были благоприятными, то можно было надеяться дня через два добраться до Кронштадта. Но при встречном ветре и течении об этом и нечего было думать. Их постоянно относило в западном направлении и в итоге могло где-нибудь прибить к берегу, занятому противником, или снести ещё дальше — к линии дозора немецких патрульных катеров.

Несколько раз Сергею мерещились проходящие мимо корабли. Он, а за ним и все остальные, кричали и отчаянно махали руками, как будто кто-то мог это заметить в кромешной темноте.

Мокрые и продрогшие они продолжали сидеть и лежать на погрузившемся плоту, через который свободно гуляла волна. Вокруг была только тьма, в которую они продолжали вглядываться со слабеющей надеждой.

00:55

Командир тральщика «Патрон» (Т-203) старший лейтенант Ефимов в наступившей темноте окончательно потерял и все тральщики своего дивизиона, и отряд прикрытия адмирала Пантелеева.

Впереди открылся «Киров», а справа по борту накренившийся, стоявший без хода, «Гордый».

Впрочем, как тральщик, «Патрон» уже перестал существовать. Все тралы — основные и запасные — были перебиты и израсходованы. Корабль шёл, выставив, как и все, собственные параваны-охранители. В радиорубке внимательно слушали эфир, где отсутствовало какое-либо подобие радиодисциплины.

Транспорты и даже боевые корабли переговаривались между собой открытым текстом по системе УКВ «Рейд». Из переговоров явствовало, что практически все — и боевые корабли, и транспорты — потеряли своё место в ордере, строй конвоев распался. Радиосистема «Дозор», по которой шли исключительно циркулярные радиограммы командования флотом, передав в 22:30 приказ Трибуца встать на якорь, с тех пор многозначительно молчала.

Появившаяся в эфире радиостанция лидера «Минск» упорно вызывала лидер «Ленинград», но ответов «Ленинграда» на тральщике не слышали. Неожиданно на УКВ возник «Киров», с которого на «Патрон» передали приказ оставаться на месте, заняв позицию охранения с правого борта крейсера. И быть готовым с первыми лучами рассвета начать движение.

Старший лейтенант Ефимов искренне обрадовался этому сообщению. Беспризорное блуждание всегда тягостно для любого корабля и особенно для командира, который прежнюю боевую задачу уже выполнять не мог, а новой ещё не имел. Стоянка на якоре в течение нескольких часов представляла возможность хоть какого-то отдыха измученному экипажу «Патрона», фактически не смыкающему глаз с момента выхода на Эзель с бомбами для дальних бомбардировщиков полковника Преображенского. Хотя об отдыхе говорить можно было только условно. Все помещения тральщика были переполнены ещё накануне, когда «Патрон» следовал с тралами, ведя за собой отряд прикрытия, юркие малые охотники и сторожевые катера передали на тральщик около сотни подобранных из воды людей с разных погибших кораблей и судов. Их принимал фельдшер «Патрона» Николай Иванов, пытаясь всех помыть в душе, чтобы хоть немного отмыть мазут, коркой покрывавший лица и тела спасённых, переодеть их в сухое обмундирование и как-то разместить их по помещениям маленького корабля. Фельдшеру помогали практически все свободные от вахты. Но помещений не хватало. Кроме того, многие спасённые отказывались уходить вниз. Они сидели голые в спасательных поясах на верхней палубе, готовые в любую минуту снова оказаться в воде и создавая весьма экзотическую картину, совершенно немыслимую на боевом корабле в военное время.

Ефимов мечтал пересадить их всех на какой-нибудь крупный транспорт, но ни один транспорт ему по пути не попался и старший лейтенант решил смириться с подобной обстановкой до прихода в Кронштадт.

01:05

Ударная волна сбила с ног всех находящихся на мостике эскадренного миноносца «Суровый»: командира 1-го конвоя капитана 2-го ранга Богданова, командира корабля капитана 2-го ранга Андреева и командира БЧ-2 эсминца старшего лейтенанта Мешкова.

Корабль подбросило в воде и резко накренило на правый борт.

Взрыва мины, рванувшей в левом параване, не слышал никто и поняли, что случилось, лишь по огромному, медленно оседающему столбу воды, поднявшемуся над эсминцем.

Взрывом выбило предохранители единственной работающей турбины. Машина остановилась. Погас свет. Мигнул и снова погас. Засветились тусклые синие лампочки аварийного освещения.

Всё шло своим чередом. Сначала взрывом мины в параване вечером 26 августа вывело из строя одну из турбин, которую так и не удалось ввести в строй к началу прорыва. Теперь выбило и вторую турбину. Корабль лишился хода, грузно раскачиваясь.

К счастью, из докладов групп борьбы за живучесть выяснилось, что корпус «Сурового» не пострадал от взрыва, и поступления воды внутрь корабля нет. Из машины доложили, что серьёзных повреждений у них также нет и они постараются запустить турбину примерно через полчаса...

До наступления темноты «Суровый» делал всё что мог, чтобы сохранить в строю транспорты 1-го конвоя и прикрыть их от ударов авиации противника. Зенитчики эсминца вели шквальный зенитно-заградительный огонь по появляющимся бомбардировщикам противника и