еда найдется. Хотел бы я знать, как там поживают мой хозяин, сеньор Янес и Малайский Тигр? Что они думают обо мне? Кали сожри проклятого грека! Я не собираюсь подыхать от голода в этом курятнике, а мой товарищ по несчастью, кажется, неглуп. Мы с ним в одной лодке, надеюсь, договоримся. Всего-то и надо выждать, пока охранники уснут, и спуститься вниз. Надеюсь, они хоть иногда спят.

Негрито принялся отщипывать и жевать жесткие кокосовые волокна, из которых были сплетены циновки, а маратха вышел наружу.

По узким улочкам деревушки сновали мужчины, женщины и детвора. Меньше чем в полумиле поблескивал изгиб реки с лесистыми островками. Прямо под «вороньим гнездом» вокруг очага с огромным котлом сидело четверо воинов.

– М-да, а сторожат-то неплохо, – пробормотал Каммамури. – Неужели даяки даже похлеще тугов[53] Сундарбана? Ну, это мы поглядим! Пока надо озаботиться пропитанием. У меня часов десять крошки во рту не было, а сколько дней голодает негрито, и представить страшно.

Вновь обойдя хижину, он приметил ствол бамбука, возвышающийся над крышей, и полез по нему. На насестах восседали восемь белых какаду с нежно-розовыми и желтыми хохолками. Птицы были привязаны тонкими побегами ротанга.

«Может, это местные божества? – задумался маратха. – Что ж, придется даякам обойтись без них. В наших желудках птичкам будет уютнее. Не собираюсь я грызть сухую листву, чертов ты грек! Зажарить попугаев не получится, но первое время, к твоему неудовольствию, от голода я не умру».

Глава 12

Чудесное спасение

Хоть и с риском свалиться, маратха выбрался на крышу и, хватаясь за стропила и пучки высушенных банановых листьев, сумел подобраться к попугаям.

– Дорогие мои, – проникновенно обратился он к птицам, – мне очень жаль, но голод не тетка. Кроме того, боги создали вас для набивания наших животов.

Какаду суматошно захлопали крыльями, заорали и защелкали клювами, но Каммамури был не из тех, кого можно напугать подобными пустяками. Сцапав самую крупную птицу, он свернул ей шею.

«На сегодня хватит, – решил он, осторожно ретируясь. – Неразумно в один присест уничтожать все запасы. А что до моего товарища по клетке, ему придется удовольствоваться потрохами, ведь не он рисковал сверзиться и переломать себе ноги».

Каммамури ловко спрыгнул с крыши на веранду, сжимая под мышкой злосчастного какаду, и уже собирался войти в хижину, когда снизу послышались громкие удары, чьи звуки лишь усиливались полыми бамбуковыми трубами. Перегнувшись через низкую оградку, он увидел, как четверо даяков рубят парангами шесты с насечками.

– Мы остались без лестницы. – Маратха поморщился. – Похоже, грек собрался держать меня здесь до тех пор, пока я не помру от голода и не отправлюсь прямиком на Кайлас[54]. Вот ведь болваны! Спуститься можно и по опорам, где – соскользнуть, где – перепрыгнуть. Маневр, конечно, опасный, но, улучив момент, я проверну его без колебаний. Мне обязательно надо вернуться к товарищам и предупредить их о проклятом греке.

Он вошел в хижину. К его величайшему изумлению, негрито выковыривал из дырок в стволах бамбука каких-то белых насекомых и с завидным аппетитом уплетал их.

– Ты что делаешь?

– Завтракаю. – Дикарь расплылся в улыбке.

– Чем?

– Личинками термитов.

– Выходит, ты питаешься муравьями? – Каммамури не сдержался и хохотнул.

– В бамбуке их полным-полно.

– Интересно, как термиты умудрились отложить яйца в стволах?

– Думаешь, это сделали термиты?

– А кто же, по-твоему?

– Даяки сами сюда их напустили.

– Зачем? Чтобы обеспечить тебя едой?

– Нет. Личинки растут быстро и, когда вырастают, могут живьем съесть человека или зверя. Даяки натолкали термитов в полости бамбука, надеясь, что насекомые объедят мясо с моих костей, а им достанется чистый череп – и никаких хлопот.

– Изверги!

– Однако я не позволяю личинкам вырасти. – За разговором негрито не забывал отправлять в рот пригоршню за пригоршней. – Раз уж они здесь, не пропадать же добру. Угощайся, оранг.

– Спасибо большое. – Каммамури скривился от отвращения. – Предпочитаю птицу.

– А я – личинок.

Личинки термитов – настоящее лакомство для народов Малайзии. Местные поедают их сырыми в огромных количествах, словно живой рис, изредка приправляя соленым порошком из сушеных креветок.

Пока негрито щепкой выковыривал личинок на подставленный лист, Каммамури принялся ощипывать какаду, оказавшегося весьма упитанным. Не хватало только очага, чтобы приготовить отменное блюдо! Увы, у Каммамури не было с собой ни спичек, ни огнива. Впрочем, он и не решился бы разводить огонь: одна искра – и хижина из сухих ветвей и листьев вспыхнула бы и стала ему погребальным костром.

– Могу поделиться, – предложил дикарю маратха. – Тебе – голова и потроха.

Настала очередь негрито с отвращением прижимать ладонь ко рту.

– В чем дело? У вас не принято есть какаду?

– Принято, но не этих. Это же анту.

– Злые духи? Зачем тогда их здесь привязали?

– Чтобы они утащили наши души.

– Пока птички будут дожидаться моей души, я слопаю их тела, – усмехнулся индиец.

От сырого мяса немного подташнивало, но проголодавшийся Каммамури прямо-таки вгрызся в тушку. Однако съедать ее целиком не стал, рассудив, что какаду на крыше негусто. Тем временем негрито тоже покончил с завтраком.

– Что ж, – произнес маратха, – пора и о побеге подумать. Даяки всегда на страже?

– Денно и нощно.

– По сколько?

– По четверо.

– Огонь не гасят?

– Никогда.

– А ты не пробовал сбежать?

– Еще рано для побега.

– Почему?

Человечек смотрел на него с недоверием.

– Сдается мне, ты что-то скрываешь, – сказал маратха, от которого не укрылась настороженность во взгляде негрито. – Я такой же пленник, как и ты, и тоже приговорен к голодной смерти.

– Все верно, оранг.

Негрито подошел к одной из куч листьев и, порывшись в ней, к удивлению маратхи, извлек искусно сплетенную белую веревку толщиной в палец.

– Откуда она у тебя?

– Сам сделал.

– Ты? Но где ты взял хлопок?

– Это аренга.

Его слова стали для индийца настоящим откровением. Растение, которое малайцы и даяки называют аренгой, пожалуй, одно из самых полезных в тамошнем климате наряду с кокосом и хлебным деревом.

Это великолепные пальмы с изящной кроной. Если надрезать ствол, оттуда потечет сладкий сок. Из него делают сироп, отлично заменяющий сахар, а из перебродившего сиропа – крепкий хмельной напиток, известный под названием туак.

Аренги ценны не только двумя пинтами сока в день. Они приносят жителям Малайзии и другие дары. Подобно стволу саговой пальмы, сердцевина аренги содержит мучнистую субстанцию, пригодную для выпечки хлеба, а из листьев извлекают прочные волокна, похожие на хлопок, что служат для изготовления веревок.

Спрашивать, где негрито раздобыл эти волокна, необходимости не было. На полу хижины повсюду валялись