А через час с лишним – посадка. Ханкала. Снова самая обычнаябетонка, вокруг довольно пустынно, только пара-тройка пятнистых «крокодилов»поодаль. Сухая серовато-желтая земля, куда-то неспешно катит «Урал» с тентом,переваливаясь на колдобинах, вдали – ряд палаток, над ними – российский флаг навысоком шесте. Не особенно похоже на войну, но это и есть война, приехали…

Декорации были просты до незатейливости: железнодорожныйсостав из самых обычных плацкартных вагонов давненько уже никуда не ехал,потому что стоял в тупике и носил все признаки нехитрой военно-полевойобустроенности – аккуратные дощатые сортиры насупротив каждого вагона, парапалаток, грубые, но надежные деревянные лесенки в вагоны, с особой любовьюоборудованное место для курения – квадрат лавочек вокруг ржавого, закоптелогобидона, где в данный момент и размещались шестеро. Метрах в пятнадцати от них,сразу за сортирчиками, слегка вздымалась железнодорожная насыпь, а с другойстороны, за вагонами, во всем своем размахе простиралась Ханкала – огромноескопище военной техники и военного народа. Только с того места, гдеразместились курильщики, Ханкалы не было видно, а видны были верхушки далекихгор и сизая туманная дымка. Правда, туман этот был вовсе не природным явлением,это горели там и сям подожженные федералами «самогонные аппараты» – крохотныебензиновые заводики, на которых местные Кулибин-хаджи перегоняли нефть в живыеденежки. Тишина стояла совершенно даже невоенная, разве что очень редко где-товдалеке бухало орудие по своей неведомой надобности.

Шестеро сидели молча, сосредоточенно, со стороны моглопоказаться, что они озабочены серьезнейшими философскими проблемами, что-нибудьнасчет всеобщего счастья. На самом деле тишина была предвкушающая. На самомделе все терпеливо ждали, когда ничего не ведающая жертва направится в сортир.Рано или поздно кому-нибудь из своих должно было все же приспичить.

Они ждали уже десять минут, но ждать они умели. И терпение,наконец, было вознаграждено, терпеливым в этой жизни частенько везет. Свой жесобственный орел, капитан Курловский, ведомый насущным требованием организма,браво направился к туалету типа «сортир», повернул на двери табличку (теперьона вещала крупными буквами: «Господа, не мешайте размышлять о вечном!»),закрыл за собой дверь… не ведая, что над дверью трудолюбиво и весьмапрофессионально закреплен изнутри радиодетонатор.

Садисты в курилке дали ему еще несколько секунд, чтобырасстегнул камуфляжные порты, примостился, сосредоточился на вечном… А потомСергей нажал кнопку в кармане.

В сортире сработало. Радиодетонатор сам по себе – вещь неособенно и опасная, но когда он бабахает в замкнутом пространстве сортирчиканад головой занятого прозаическими делами субъекта, эффект, надо признать, присутствует.

Шестеро замерли в ожидании. Что поделать, в каждой компашкесвои шуточки… К чести капитана, он не вылетел наружу с пошлой руганью, астарательно закончил все свои дела. И лишь потом, выйдя и аккуратно притворивза собой дверь, сообщил, словно ставя голосом точки после каждого слова:

– Это. Пошлости. Пихать. Детонаторы. В сортир.

И ушел в палатку, выражая спиной обидчивое презрение.Шестеро переглянулись с полным удовлетворением. Не особенно ясно было, чтоделать дальше, когда шутка благополучно завершена. Никто со стороны и вниманияне обратил на хлопок детонатора – только что закончился инструктаж по взрывномуделу, во время коего точно такие же детонаторы хлопали с полчаса. Аотец-командир пребывал где-то на пыльных пространствах Ханкалы, что он незнает, то ему и не повредит…

Именно последнее обстоятельство, отсутствие сурового майора,как раз и направило мысли в интересном направлении. Кто-то с деланнымбезразличием предложил:

– А не сходить ли к танкистам в гости?

– А это дело, – поддержали его. – Этотолковая идея… Кто возьмет?

– Да вон Краб с Сережей к вагону ближе всего…

Оба поименованных скрылись в вагоне и вскоре появилисьопять, в запахнутых бушлатах, привычно ухитряясь ничем не булькнуть и незвякнуть, спустились по лесенке с тем рассеянно-невинным видом, каковой всегдабыл свойствен русскому солдату, однажды собравшемуся дерябнуть подальше отначальства.

Когда они проходили мимо палатки, оттуда высунулся еще одинсвой орел по прозвищу Доктор Айболит и осведомился:

– Вы куда это толпою?

– А к танкистам в гости, – ответили емуохотно. – С визитом вежливости.

– Понятно, – кивнул Доктор Айболит и безпромедления примкнул к процессии, на ходу запихивая в карман толстенькуюкрасную книжечку. – Очень кстати. Я тут открытие сделал, сейчас в научнойобстановке и доложу. Ахнете.

– Ну, посмотрим…

Впереди, по-прежнему не булькая и не звякая, шагал Гера покличке Краб, из боевых пловцов, «морских дьяволов», невысокий такой,обстоятельный, с обширной суперзасекреченной биографией, которая, правда, вчем-то выглядела чертовски однообразно: вот уж много лет в разнообразнейшихточках земного шара Краба старательно пытались прикончить, а он делал все,чтобы вышло как раз наоборот. К этой формуле, если подумать, биография исводилась. На голове у него, как обычно, красовалась чеченская кожаная шапочка,была у Краба маленькая слабость насчет подобных головных уборов, благо прежнемувладельцу шапочки она уже без всякой надобности, отпрыгался курбаши…

Они легко взобрались на железнодорожную насыпь, и окружающиймир тут же открылся для обозрения на несколько километров. Впереди, совсемблизко, стояли с большими интервалами танки; совсем уж вдалеке, на горизонте,едва виднелись окраинные дома Грозного, а меж танками и городской окраинойпростиралось огромное, ничейное, дикое поле, где ночью не имелось ни власти, ниюрисдикции. Собственно, в каком-то смысле они стояли на передовой (которой тут,правда, как бы и не имелось), длинная линия танков служила рубежом, отделявшимскудный военный уют и относительно строгий порядок от серовато-бурой, в общем,бессмысленной равнины.

Кто-то присмотрелся:

– Джигит, что ли, на свою задницу приключений ищет?

– Где?

– А во-он, коняшку гоняет, ковбой…

Да ну, – сказал Краб, прибывший сюда за пару дней доосновной группы и немного уже обжившийся. – Это солдатики коня поймали,вот и ковбойствуют. А вообще тут вчера по полю злой ваххабит шлялся. Пальнулииз танка, башку оторвало. Ваххабит, конечно. Ночью шлялся.

Остальные молчаливо согласились – в самом деле, кому еще,кроме злого ваххабита, могло прийти в голову болтаться ночью по этому дикомуполю?

Спустившись с насыпи, двинулись параллельно ей к корявомублиндажику, сляпанному кое-как из всевозможных подручных материалов. Впередишагал Краб, сам со спины – вылитый злой ваххабит в своем поношенном камуфляже ичерной душманской шапочке. За ним поспешали остальные, а замыкал шествие, какуже отмечалось, Доктор Айболит, носивший это прозвище как за оконченный награжданке мединститут, так и за редкостный талант душевно беседовать с языками.Когда свеженький язык, от коего позарез требовалась полная откровенность,начинал капризничать и притворяться, что он вообще не понимает ни одного изсуществующих на планете наречий, звали Доктора Айболита. Доктор, философскивздыхая, приходил и довольно быстро убеждал упрямца, начинавшего петь арии нехуже Пласидо Доминго…