Катерина никогда не звонила первой. Даже если об этом договаривались. Но перезванивала через пять минут, словно сидела и намеренно ждала его звонка. Она никогда не доводила до конца то, что начинала. Однажды, наутро, после встречи с друзьями, она неожиданно сказала, что друг Стаса рассказал ей кое-что очень важное, но об этом они поговорят попозже.

Целый день на работе Пронин думал, что же о нём могли натрепать друзья. Хотел им позвонить, но не знал о чём спросить. Тем более они вполне могли забыть что-то после вечерних возлияний. А могли и сболтнуть какую глупость по пьяной лавочке.

Придя с работы, услышал от Катерины, что оказывается, он в детстве пытался курить на чердаке, за что получил оплеуху от брата. На чём курительная эпопея оборвалась.

В другой раз, она сообщила, что у неё есть для него сюрприз. Но надо немного подождать, чтобы всё прояснилось.

Стас не находил себе места. Конечно, он подумал, что она залетела. Нужно собирать деньги на аборт, решать вопрос с больничкой. Он прозондировал этот вопрос со знакомыми врачами. Прошёл полный теоретический курс по данному направлению. Через пару дней, измученному догадками Стасу, Катерина подарила шариковую ручку «Паркер», каких полно в каждом канцелярском магазине. Но при этом таинственно рассказала, что предмет контрабандный, ручной работы, только привезён из-за границы.

Как-то, она позвонила Стасу на работу и взволнованно произнесла, что им надо срочно поговорить. Что это очень важно, но пусть он не беспокоится.

Стас весь извёлся. А когда пришёл домой, Катерина нежно взяла его под руку. Прижавшись щекой к его плечу и ласкаясь, предложила сходить в секс-шоп купить там наручники или ещё что-нибудь.

Стас подумал, что наконец-то её прорвало, и она поняла, что нельзя быть такой зажатой в постели. Её поведение говорило о недоверии к партнёру, боязни расслабиться, отдаться инстинкту. Вместо наручников купили порнофильмы, которые она, не глядя, передала на хранение Стасу из боязни, что их увидит муж. «Борьба под одеялом» продолжала повторяться.

Всё это казалось Стасу каким-то детским, наигранным. Он не знал, как относиться к этим поступкам и её поведению. Иногда он готов был просто задушить её. Уйти и никогда больше её не видеть. Но потом вдруг понимал, что за всем этим стоит наивная детскость, простое желание ребёнка как-то обратить на себя внимание. С возрастом, перешедшая в комплекс, развившийся в ощущение собственной сексуальной неполноценности. Она видела в близости не секс, а возможность почувствовать беспокойство за себя. Оказаться в центре чьих-то забот, чужих волнений и переживаний.

Стас понимал, что постепенно устаёт от всего этого, и надо что-то предпринять. Происходившие спектакли стали расшатывать его нервную систему. Неуверенность в ней, в её поступках, в её реагировании на что-либо, делали Стаса беспомощным.

В то же время, за всей этой придуманной и наигранной мишурой чувствовалась настоящая реальная женщина со своим прошлым и настоящим, которая иногда пыталась выглянуть из-за занавеса надуманных иллюзий, но боясь быть обруганной режиссером, возвращалась в свой искусственный мир.

Стас чувствовал, что может сорваться, нагрубить, накричать. А этого ему совершенно не хотелось. Казалось, что даже в сексе она всё делает словно по инструкции, и в глазах её мерцает только одна мысль: «лишь бы что-то не перепутать».

Иногда, начиная свои ласки, она становилась рассеянной. А потом, будто спохватывалась, и начинала вспоминать нужные слова. В этот момент Стас чувствовал, как вместе с настроением у него опускалось всё. И никакой режиссёр уже не мог повторить пройденную сцену, поскольку занавес открыт и надо было играть дальше: выпутываться, лгать, отшучиваться. Единственное, что не позволяло Стасу сорваться, это была её беспомощность, которую он ощущал в такие моменты.

Это говорило о том, что реальность чувств и восприятий ещё имеет место быть в этой очаровательной женщине. В глубине глаз, которой, он периодически продолжал видеть затерявшийся текст, из перелистываемых в уме страниц.

Идея по решению Катиных проблем к Стасу пришла неожиданно. В пятницу вечером он предложил не готовить ужин, а зайти в соседнее кафе. Настроение у обоих было хорошее, и они решили ещё больше укрепить его бутылочкой коньяка. Дома расположились перед телевизором на диване. Поставили журнальный столик с фруктами и остатками арманьяка с прошлого праздника. Беседа была задушевной.

Катерина расслабилась. В лёгком опьянении, она подумала, что полюбившиеся инструкции почему-то совершенно не действовали на Стаса. А только выводили его из себя. Но с ним было интересно, и Катерина не хотела его терять. Стас был живой, и общение с ним казалось неимоверно трудным по сравнению с остальными её кавалерами, где всё было накатано и отполировано. Те не заставляли думать. Всё происходило по заранее известному сюжету: она — сюда, он — туда; он — оттуда, она — отсюда. Это был танец двух особей в период гона. Но без страсти и умопомрачения. Расчётливый. В соответствии с указаниями инструкции.

Изгибая свои тела, жестикулируя, произнося заготовленные фразы и подтверждая всё мимикой лица.

Так, постепенно в этом недвусмысленном танго танцоры подходили к единственной цели — сексу.

Книжка заканчивалась вместе с заправленной постелью и утренним кофе. Дальше была пустота. И чем её заполнять Катерина не знала. Хорошо, если к утреннему моциону мужчины уже не было в квартире. Но иногда они задерживались, и всё становилось каким-то чужим. Неприятным. Липким. Не хотелось ни до чего дотрагиваться, чтобы не испачкаться и не идти снова в душ. Произнесённые слова были пусты и лживы. Они звучали неестественно. Им даже не хотелось звучать, поэтому они произносились как-то впопыхах, сумбурно, не проговаривая окончаний, и начинались беззвучно. Приходилось всё время переспрашивать:

— А? Что ты сказал?

— Не понял…

— Я не расслышала…

Так случалось не один раз. Именно эти моменты оказались наиболее сложными. Когда, казалось, уже нет тайн от партнёра. Но их, вопреки здравому смыслу, становилось на порядок больше. То, что раньше было понятно и просто, вдруг становилось совершенно закрытым для разговора. Темы, которые лихо обсуждались под общий смешок, утром могли ужалить вновь появившимся в них неожиданным смыслом. Минное поле чувствительных моментов расширялось, не давая идти навстречу друг другу. Ну а дальше-то что? Рано или поздно страница заканчивалась, и надо было переключаться на повтор? Заводить пластинку сначала? Менять партнёра?

Она приводила следующего, надеясь проснуться с ним не на минном поле, а в уютном гнёздышке. Но всё повторялось.

Она уставала от книжных указаний, которые рано или поздно заканчивались, бросая своего ведомого на произвол судьбы и не давая парашюта. Хотелось просто что — то спросить для души и услышать ответ. Не переспрашивая. Ясный спокойный ответ, произнесённый не по инструкции, а тихим, уверенным голосом. Не в танце, а просто стоя рядом и глядя в глаза.